Крыся

Сколько потребовалось американским офисным женщинам бегать в дорогих костюмах и кроссовках, прежде чем стал допустимым комплект "юбка+кеды", а потом - приемлемым "кроссовки+платье"?
Пару лет назад - а может, больше, - увидела высказанное "чтобы шили приличную обувь, но из материалов для спортивной - пружинящая подошва, мембрана, вот это всё," - и поняла, что давно мечтаю об этом. Чтобы удобное как кроссовки, по-настоящему удобное как кроссовки - а выглядело как ботиночки.
Судя по реакции мира, об этом мечтает много сильных девочек.
В Дайхмане этим летом:
- лоуферы с силиконовой набойкой;
- оксфорды на каучуковой платформе;
- тряпично-замшевые оксфорды на почти что кроссовочной подошве (!!!);
- дамские мокасины на подошве почти что спортивных тапочек;
- дамские мокамины на подошве ДЕЙСТВИТЕЛЬНО спортивных тапочек.
Мне всё это надо примерить. Приличные кроссовочки чёрные-как-у-меня-синие я уже проебала (раскупили влёт); прошлой осенью Дайхман создал коллекцию специально для меня - примерила четыре пары разного и впервые в жизни захотела унести все четыре (купила одну и ещё такие хочу, и не такие - тоже). Эта игра явно работает :)
(а ещё в городе появились гриль-сэндвичи в лаваше, сразу в десятках мест, и лаваши по всем хлебным - тоже; и вот эту подвижку я приписываю лично себе, как и раф-кофе).

Иногда бывает так, что свет ложится на знакомые предметы как-то по-особенному. И, выбежав в магазин за хлебом - шарфик, толстая шапка, солнечные очки, сумка на плече - я останавливаюсь у подъезда и смотрю, как свет заполняет пространство, как движутся и меняются тени, как дома балконы улицы камни деревья - привычные, как лица, которые знаешь наощупь, - поворачиваются особенным ракурсом, как воздух становится светом, а свет - материей, как движение превращается в звук, а моё сердце - в острый гранёный кристалл, и гонит по всему телу не кровь, а нечто иное, и дышать светом почти невозможно - как невозможно плавать в воздухе, - но я дышу, и дыхание становится острое и быстрое, как самая первая влюблённость, а мысли - медленные и плавные, как течение вод, - и всё, что я о себе думаю, исчезает - остаётся только этот мир, звенящий расцветшим миндалём, и все его чудеса присутствуют одновременно, и все его слои - единые и нераздельные, и та точка, в которой я бегу, подчиняясь направлению улиц, - только точка на карте среди сотен тысяч других карт, - и всё, что я слышу, проходит сквозь меня, и вместить это невозможно - но можно замедлиться, остановиться, прислониться спиной к каменной границе воды и воды, чувствуя медленное, спокойное дыхание этого вечного безумного города, медленное, тяжёлое биение его сердца, прижаться руками - и дышать ладонями, и чувствовать такое резкое тепло, которое почти как холод - там, где тёплое соприкасается с шершавым, - мимо проплывают слова, и я складываю из них какой ты красивый этой зимой - смешную и маленькую правду, такую же важную, как камешек в ботинке, якорь, по цепочке которого можно вернуться обратно.

Наш мэр строит трассу, продолжающую бульвар Левски.
Что стоит за этой короткой фразой - знает только сам мэр, потому что траса проходит по краю Максуды, ромского квартала, в той части больше всего похожего на свалку, в которой живут. Исключительно колоритное место. Когда в прошлом году его попытались сломать (и снесли восемь домов) - ромы встали на дыбы, потребовали заиты от всех властных структур, от собственных баронов до Комитета по правам человека - словом, тогда всё притихло. В этом году дома на пути трассы просто сломали и вывезли мусор, и внезапно оказалось, что от автовокзала видно озеро.
Тридэ-визуализации новой дороги исключительно красивы (особенно мне нравится водоотводный канал для речки, которая останется на своём месте, а четырёхполосное шоссе проляжет справа и слева от неё). Но сейчас это место - nothing in the middle of nowhere, одна из самых красивых и таинственных вещей в мире, при этом - не печальная.
Хочу туда завтра пойти поснимать, а здесь пишу, чтобы не отвертеться от намерения; в праздники работы приостановили, но вообще строят очень быстро, и совсем скоро там прорастёт настоящее будущее.

Слово "самостоятельность" прирастает дополнительными смыслами, от которых даже я уже не могу отвертеться.
Нет, я ещё не научилась регулярно откладывать деньги. Но я поспорила с собой, что за определённый отрезок времени заработаю сумму, необходимую для решения целой толпы вопросов по мелочам (спасибо молчановской "Большой выгрузке" за список) - и все их сразу вычеркну. И зарабатывать на близкую понятную цель у меня явно получается лучше, чем просто откладывать лишнее. Не бывает лишнего у той, которая живёт всемером (и спасибо, что мы пока в общем и целом здоровы!).

Внезапно почувствовала, что прошлая зима закончилась. Закончился весь прошлый год, прошёл год - чуть больше, - с момента разъезда с Серёгой, я спокойно говорю о нём "бывший муж", а о себе - "я", не "мы". "Мы" я говорю - о себе, имея в виду внутренние диалоги, и это ещё одна странность - перестав бежать за кем бы то ни было, остановиться, отдышаться, посмотреть в себя - долго учиться смотреть и слушать, - и постепенно обнаружить, как много у меня внутри всякого и всяких чуваков. Фраза "это кто сейчас говорит?", сказанная себе и беззвучно, приводит к интереснейшим диалогам, после которых моего собственного у меня становится чуточку больше.
Упахалась так, будто упоролась.
Сидела тут, думала - какой же был тяжёлый год, какой был пиздецкий год, я потихоньку потратила всё, что мир выдал мне для рывка - и сейчас у меня пустые руки, и какая же я мелкая, плоская и усталая, - а потом спросила себя: а если мы перечислим факты?
А факты таковы, что более продуктивного и насыщенного года у меня с юности не было.
Несколько вебинаров - не просто отслушанных, а взятых в себя. Молчанов. Две книги Барбары Шер, проработанные в паре с самым лучшим компаньоном в этой части Вселенной. Пересмотренные и перепрошитые вопросы в области эмоциональных паттернов. Запуск проекта "Ходи-смотри" - бесплатных пешеходных экскурсий для всех желающих. Московская поездка, спланированная за некоторое время, не вдохновенная и не организующая, а продуманная до последней детали - и отыгранная до последней ноты. Смена имиджа. Очередная смена адреса. Изменение закона о пребывании иностранцев в Болгарии - под которые мы все подпали и из-за которых у нас было не одно, а два продления ВНЖ в этом году. Поддержка родителей (за этим словосочетанием - неисчерпаемая бездна всего). Мой рассказ в "Новой кофейной книге". Перепрошивка совсем старых паттернов с переработкой событий прошлого и ближайшим планированием "от себя", а не от кого бы то ни было ещё. Некоторое количество решённых и разрешённых конфликтов, некоторое количество ситуаций, пройденных и отстроенных, а не взорванных изнутри. Курс по психолингвистике на "Курсере".
И книга, о которой я мечтала больше двадцати лет.
И друзья такие близкие, что для этого должно быть отдельное слово, такие охуительные, что для этого тоже должно быть отдельное слово.
И я сама, которая большую часть года чувствовала себя просто отлично, а со всем остальным училась (и учится) взаимодействовать, а не отворачиваться.
Господи, какая крутая жизнь.
Недавно у "Двух лисиц" прочла о ритуале исполнения заветного желания - и девочка внутри меня завопила: "давайдавай ну пожалуйста, я сто лет с диффчонками не ворожила, ну что тебе, жалко, давай с диффчонками, будет круто, и желания же вот, ну что ты, ну давай!" - и я сначала подумала: давай сделаем, если ты действительно этого хочешь; только сначала представь себе: одновременно незнакомые тебе женщины обединяются в цепь, которую ведёт незнакомый тебе оператор. "Ой нет нихачу", - завопила внутренняя девочка, которую первое посещение бассейна и раздевалки при нём впечатлило навсегда. А ещё, сказала я себе, подумав, у нас с тобой, кажется, прямо сейчас нет желаний, которые могут сбыться волшебным образом; на наши с тобой желания надо работать, целенаправленно, методично, спокойно, по чуть-чуть каждый день - и да, верить, что всё получится.
Я - Оуэн, у меня есть коллекция монеток и книжка с картинками, я еду на разноцветном поезде.

Вы же в курсе, что я обожаю Молчанова, правда? Он драйвовый, его методики работают (естественно, я каждую узнанную допиливаю под себя), с ним ужасно здорово заниматься тем, что ему нравится - ну, словом, он офигительно конструктивный и продуктивный чувак, вокруг которого мир вертится так, как ему нужно. И вот этому свойству вертеть мир в нужном направлении или вертеться в одном ритме с нужным миром у него вполне можно научиться.
Год назад я пошла к нему на первый вебинар (и всё заверте), подписалась на рассылку - и регулярно получаю очень классные письма про что-нибудь здоровское (а в каждом письме - подарок: вывод "запомните" и "сделайте"; если делать - у-у-у что бывает!).
Сегодняшнее письмо Молчанова - а это не страшные тайны, всё есть в сети, - об идеальном дне. А мне ещё так свезло - накануне заработала денег чучуть, ложилась спать в отличном настроении, проснулась выспавшаяся в тёплой комнате, никто меня с утра не дёргал - при этом все дома, сонные, тихие, семь человек включая меня (дада, моё одиночество выглядит именно так: живём всемером плюс друзья в гости приходят в количестве); и завтрак был отличный, и обед я сразу приготовила (в двух вариантах), и с внутренними голосами очень здорово поговорила - в общем, отличное утро.
И Молчанов об этом же пишет: а теперь представьте себе свой идеальный день через три года. А теперь проживите свой сегодняшний день как идеальный.
И я такая: ололо детка! челлендж ассептед!
Быстренько составила план идеального дня, раз уж у меня сегодня именно он, быстренько поработала, закончив все дела на сегодня, всласть поотвлекалась после, вовремя ускакала в гости - и вломилась к другу с воплем:
- Ты читал, чо Молчанов написал? У меня сегодня идеальный день!
Правда же в том, что, выйдя в соответствующее настроение, я бОльшую часть дел переделаю так, как мне надо, бОльшую часть сюрпризов приму как настоящий добрый знак, и даже неприятные прочту как "а ко мне лошадка приходила". Идеальный день для меня начинается с правильного настроения, и это сейчас самая важная задача.
Так что я бегала за дедМорозами на колёсах, дважды влетала в дом к любимому другу с воплем "у меня сегодня идеальный день!", получала кофе, серьёзные разговоры вперемешку с адским ржачем, сахарной пудрой и голосом внутреннего голоса, и у меня был полный рот пончиков и полная голова ощущения сбывшейся мечты (я в детстве очень хотела нескончаемых пончиков), и пряничное печенье (в обычном маймаркете!), и много других вещей, которые люблю больше всего на свете.
Когда я вернулась домой, веранда комнат дочерей была освещена, и Вика вешала огоньки, и, посмотрев на это, я открыла коробку с пряниками и донаряжала ёлочку.
Прочла ещё раз письмо Молчанова, сказала ему вслух на его "нет!" - авотнифига, дорогой; как минимум половина из того, о чём я мечтала три года назад - я получила, хотя и странными путями (включая отремонтированное "Морско казино"!); посмотрим, что будет ещё через три года.
Вектор-то обнадёживает. До головокружения обнадёживает вектор, если честно.
Пахать мне :)

Это то, что я прожила сама, поняла на себе, не умерла, но была за гранью состояния "лучше бы сдохнуть".
Депривация сна.
Спать меньше необходимого лично вам - или спать в некомфортное для себя время - или спать мелкими кусками несколько раз за день - значит убивать себя.
Я была карикатурная унтер-офицерская вдова, которая сама себя загнала - решила, что справлюсь, не беспокоя окружающих, не прося помощи и вообще. Панки не плачут, терпи, казак, атаманом будешь.
У меня были любимые младенцы-погодки, одна сова, другая жаворонок, и любимый же муж, не умеющий просыпаться по своему утреннему рабочему будильнику с первого раза.
Старшая дочка родилась в ноябре двухтысячного. Я спала восемь часов подряд в ночь после её рождения. В следующий раз мне это удалось в феврале две тысячи пятого, в гостях у друга в другом городе.
Я четыре с половиной года спала в состоянии постоянного алерта, никогда не дольше двух часов подряд, перерывы между снами могли быть пять минут - а могли быть четыре часа; я не знала, когда мне удастся поспать ещё.
Мне было не просто плохо - мне был пиздец.
Я работала в это время - писала, верстала, редактировала, - фотографировала, общалась, выезжала куда-то, принимала гостей и наверняка ведь смеялась и не особенно жаловалась на жизнь - я хорошо себя знаю.
"Как ты не сошла с ума? - А кто сказал, что не?.."
Всё хорошее, что я помню об этих временах, отравлено отчаянным желанием никогда больше не открывать глаза, не шевелиться, не дышать. Первые годы моего детоводства, первые годы моей семейной жизни, вот это всё, что - я слышала! - другие девочки вспоминают с нежностью - я помню как лютый ужас. Хуже педулища, хуже работы в универе, когда я спала по четыре часа в сутки - но это были гарантированные четыре часа, и потом, я могла уехать в гости и спать там; не могу сказать, что хуже больничных воспоминаний детства - невозможно сравнить четыре с лишним года мрака с месяцем жути.
Я не знаю, как уцелела. Но знаю, что накатившую в две тысячи девятом депрессию не распознала изнутри - только потому, что пиздец со мной до этого уже бывал. А до пиздеца депривации сна - очень далеко даже из самой чёрной точки депрессии человека, который теперь уже спит каждый день большим куском и иногда даже в одно и то же время.
Я это не для того пишу, чтобы пожаловаться на невнимательность близких (хотя, знаете, если рядом с вами кто-то растит мелких детей и вскользь упоминает о том, что давно недосыпает - если вы дадите ему выспаться то, вполне возможно, спасёте его жизнь; если на том свете есть палата мер и весов - это вам зачтётся, а если нет - на этом свете гордитесь собой, спасателем и выручателем другого человека из лап пиздеца).
Я это к тому, что, если кто-то советует вам просыпаться на час раньше - он советует вам вот это.
Вполне возможно - по недомыслию, но это совершенно неважно.

Один из самых удачных портретов меня сегодня сделала Дашка - я их с Викой щёлкнула и племяннику отправила, а Дашка в ответ отобрала у меня мобильник и щёлкнула меня. Причём совершенно осознанно снимала "в движении"!


В этой картинке прекрасно всё.
Довольна невероятно.

В последнее время много вспоминаю - в основном из детства, - много думаю - в основном о неприятных вещах, иначе они так долго не лежали бы невспомненными, - и разбираюсь, а как сейчас мне вообще с чем. И вот что получается.
Я считаю себя человеком горячим и отходчивым; могу долго со вкусом спорить, могу даже вдрызг разругаться - а потом, через несколько лет молчания в эфире, понять, что соскучилась и что, в общем, никто мне не мешает пойти и разобраться: вот этот человек, с которым я поссорилась - он мне кто? Мы хотим дальше избегать друг друга, мы хотим дружить и мы вообще где? И я иду и разбираюсь; иногда идут и разбираются - ко мне, а иногда само получается: разошлись очень нехорошо, десять лет не виделись, встретились на улице случайно, зацепились языками - прошлое прошло, а в настоящем вполне можно дружить. Иногда мы проясняем, отчего разбегались, иногда - просим друг у друга прощения; а иногда - нет, и тоже норм. А иногда я меняюсь настолько, что мне уже всё равно, чем мы в прошлом с этим человеком не сходились - я хочу с ним общаться сейчас, а то, что я о нём многое знаю, позволит мне самой для себя обустроить зону безопасного контакта.
Я, в общем, очень многое могу понять, очень многое - принять, не понимая, а очень многое - простить, потому что сама сгоряча и не такое творила.
Но есть некоторый спектр вещей, который даже горячо любимых людей отрезает от меня навсегда.
Дело не в том, что это плохие люди, или что я их резко перестаю любить.
И не в том, что они что-то делают безрассудно, а я потом простить не могу.
Дело в том, что в моём мире после некоторых поступков - не живут.
Дело в том, что человек, перешедший определённую грань, для меня умирает.
Я буду скучать по нему живому - как скучаю по всем умершим друзьям. Мне будет не хватать его живого - как не хватает всех скончавшихся, от Димки Комаровского до Терри Пратчетта. У меня может остаться дыра в сердце в форме этого человека. Но это чувства к тому, кто когда-то был живым, а потом умер, и всё.
У всех, с кем я об этом говорила, есть такая граница, она по разным областям проходит, потому что все мы разные, спасибокэп, но перед ней - ещё всё возможно, а за ней - уже только прошедшее время.
А человек-то биологически может быть жив. И, зная меня, он может попытаться как-то наладить общение. А для меня контактировать с ним после его смерти - то же самое, что тормошить несвежий труп. Как бы я ни скучала по Димке Комаровскому - мне не придёт в голову разрыть его могилу и прижаться истомлёнными губами к тому, что осталось от его тела. Как бы я ни жалела о кончине Терри Пратчетта - мне не придёт в голову искать способ вернуть его с того света сюда, в похороненное тело. Я так не делаю, потому что не хочу. Это отвратительно.
Умерла - так умерла.

Про то, почему я научилась плакать, только когда перестала регулярно петь в полную силу, мне дорогой друг северный ветер ещё давно рассказал; оказалось, что и голос, и слёзы - проявления горловой чакры; а при привычке организма регулярно её задействовать что-то да пойдёт наружу; перекрываешь одно - пойдёт другое.
Интересно, почему я позволяю себе об этом не помнить. Почему для того, чтобы выгнать меня распеваться на мост (а где ещё можно в полную силу, кроме музучилища и промзоны?) - так вот, почему для того, чтобы вспомнить, как, собственно, мне проще всего убрать спазм в груди и горле, как мне верней всего вспомнить самый любимый вариант себя - почему для этого мне нужно полгода не помнить этот простой и приятный способ?
Конечно, я напеваю и вне моста. Я всё время бурчу и мурлыкаю обрывки мелодий, как неотключаемое радио; я пою в четверть голоса в акустическом колодце кухни, возясь с посудой, и иногда - когда во всём доме никого нет, - пою вполголоса в ванной, большой кафельной ванной, где так легко найти высокие ноты. Это, ну, тот самый вариант, когда "хоть чота" лучше, чем совсем ничего - помогает отрабатывать самоконтроль, но от спазмов не помогает. Наоборот - пытаясь избавиться от призрачной тяжести в груди (а когда мне невесело, я тоже пою), я пережимаю горло - штоп потише, никто из прохожих не заслужил громкой песни, которую не заказывал, - и вместо одного спазма получаю два, в груди и в горле. Заебца повеселились, детка.
В общем, когда сегодня, против ожидаемого, я проснулась в слезах и остром недовольстве всеми, кроме себя - я поняла, что в одном важном кармане души совсем-совсем пусто, и, если я хочу в ближайшее время сладко поработать и увлеченно поговорить (а я всегда хочу поработать и поговорить) - нужно пополнить ресурс. Гулять это город, рвать персики с дерева, не делать ничего по дому, не готовить, не идти в магазин за средством для мытья унитаза, не работать до конца дня; горячий ужин купить в китайском ресторане, потому что это масло, мясо, мука и очень много любви к еде порциями по восемьсот грамм.
Перед тем, как отправиться наслаждаться жизнью, забежала паделамм к Стрейнджеру, поделилась с ним планом - и немедленно получила шоколадное пирожное с помадкой и кружку самого вкусного кофе в этом городе; "хорошее начало", подумал мой внутренний ребёнок и велел мне, раз уж так всё хорошо получается, купить-таки конвертов для работы; а потом - потом гулять.
Распеваться я начала ещё на пешеходке - сейчас у нас очередной всплеск музыкального фестиваля "Варненское лето", а также череда национальных праздников, по городу ходят оркестры и танцевальные группы в народных костюмах, и негромко поющая я лишнего внимания не привлекала. Так что я пронырнула низом города, у вокзала звучала уже вполголоса, а, свернув к мосту, включила полный.
...похвалила себя эгейн за то, как здорово придумала - распеваться на ходу; это как дышать во время бега - только не тяжело и не больно, - сознание полностью сосредоточено на дыхании и звуке, ни на что другое его не хватает.
...вот этот эффект, когда горло хорошо прогрето, когда его не надо поджимать на потише, когда пробуешь - оп, оп, хорошо, и сюда дотягиваюсь, ну панислась!
живот надувается - пф пф пф - лёгкие работают - вшшшш-вшшшшш - связки натягиваются - еньк! - и голос - УИИИИИИИ!!! - и ещё диафрагма так снизу ДЫЩЬ! - если верха высоковато.
Уходила с моста довольная как после любой качественной работы, снимающей телесный зажим, и пустая как после любого удовольствия, вынутого из себя на пределе напряжения мышц.
До того - были персики с дерева, после того - китайский ресторан, и самого этого того - полчаса на распевку, полчаса на сами песни, - было вроде немного, однако именно оно переполнило мой опустошённый карман.
И вопрос у меня к себе всего один:
почему. я. так. редко. это. делаю.

ОКР (обсессивно-компульсивное расстройство) у меня с детства, открыто говорить об этом я начала с полгода назад, потому что полгода назад был развод, а в стрессе состояние обостряется, его невозможно игнорировать, проще предупредить окружающих: ребята, у меня о-кэ-эр, мне сложно с тем-то и тем-то.

(вообще крутая штука оказалась - медицинские сериалы; пара десятков лет, прошедшие со "Скорой помощью", "Анатомией Грей" и иже с ними, очень здорово изменила взгляд на людей с неврозами и психическими расстройствами в лёгкой степени; о частых вещах и частых состояниях начали говорить как о, ну, том, что встречается довольно часто; люди типа меня перестали прятаться или прикидываться чудаками перед другими людьми и стали плотнее и насыщеннее контактировать с собой; в частности - я не Шелдон Купер и мне не надо трижды стучать в дверь, но если я попросила дочку помыть посуду и та помыла, а стаканы на полку расставила не так - я буду истерически визжать; и моя зона ответственности - отслеживать своё состояние: если я норм - я могу отвизжаться внутри собственной головы, а потом спокойно сказать дочери: спасибо тебе за помощь, я тебя ужасно люблю, тебе не сложно будет в следующий раз поставить стаканы вниз донышком? - и спокойно же принять дочкино "стаканы должны стоять вверх донышком, чтобы вода стекала!"; а если я не норм - моё дело увести себя туда, где я смогу истерически визжать в своё собственное удовольствие, точно зная, что в данном конкретном случае дело во мне, а не в том, что окружающие нарочно делают мне плохо).

Вот что пишет Википедия о таких, как я:
"Наиболее характерна для ОКР хронизация. Эпизодическое проявление болезни и полное выздоровление встречается сравнительно редко (острые случаи могут не рецидивировать). У многих больных, особенно при развитии и сохранении одного какого-то типа проявлений (арифмомания, ритуальное мытьё рук), возможно длительно стабильное состояние. В таких случаях отмечаются постепенное смягчение психопатологической симптоматики и социальная реадаптация".
Я - хроник, сильно смягчивший симптоматику и хорошо адаптированный социально. У меня есть набор маркеров, которые означают обострение - и если они срабатывают (например, у меня начинает зудеть беспорядок в комнатах дочерей), я знаю, что со мной не всё в порядке и мне нужно разложить в голове тревожащие меня вещи (а не пойти налаживать те, которые зудят), проговорить некоторые мысли наружу, отсечь некоторые идеи внутри и обязательно, обязательно наладить режим: ранний отбой, непоздний подъём, длинные прогулки перед сном, правильное количество социальных контактов, правильная еда, правильные мысли осознанным возобновляемым потоком.
Компульсивная часть со мной всю жизнь, неизменная как цвет волос: можно спрятать, но невозможно избыть.
С обсессивной частью - навязчивыми мыслями, - я справилась, раскачав в себе умение забывать. С одной стороны - это жуть как неудобно в работе, да и в жизни тоже. Отдельная радость - когда умение забывать накладывается на потребность ОРКщика в порядке; ледяной столб пронзает меня от пяток до затылка всякий раз, когда я вспоминаю, что забыла сделать важное.
Но.
Я хорошо помню, как это было в детстве. Одна моя серьёзная ошибка, не приведшая ни к каким печальным последствиям - просто напугавшая другого человека, - крутилась у меня в голове больше двенадцати лет.
Больше двенадцати лет я всё время думала об этом.
Представьте себе, что у вас двенадцать лет подряд зудит зуб. В голове. И не физически. И зуд бывает более или менее сильным, но полностью не исчезает никогда. А теперь добавьте к этому компульсивную часть: трещинки в асфальте - нет ничего важнее, чем следить за тем, чтобы правой ступне доставалось на ходу столько же трещинок, сколько и левой, - прикосновения к предметам - обязательно равновесные, погладил нечто правой рукой - погладь и левой такое же, но не то же самое.
Мною было быть довольно тяжело и со мною было жить довольно тяжело. В юности, приходя в гости к незнакомым интересуюшим меня парням, я первым делом наводила свой порядок в их пространстве. Я могла прийти на репетицию к ребятам, из которых знала только одного - и вместо того, чтобы слушать рок, взяться мыть репетеционную базу, да ещё и всех присутствующих припахать. Понятно, что второй раз меня в гости не звали, и я долго не понимала, почему.
Сейчас же я глажу себя по голове, входя в комнаты своих дочерей: какой бардак, это совершенно не моё дело, как хорошо. И невероятно, нечеловечески горжусь собой каждый раз, когда пишу заказчикам: пожалуйста, напомните мне о наших договорённостях через пару недель, я очень рассеянна. Для ОКРщика быть рассеянным в важной для него области - это как для человека с ДЦП марафон пробежать: гигантская задача и невероятное достижение.
Самое главное в контроле ОКР, конечно, осознанность. Годы рефлексии, годы и годы разговоров. Понимание, где у процесса начало, где конец и что вообще происходит с кем конкретно - это работает даже лучше, чем умение забывать.
В любом деле я оцениваю прежде всего не результат, который с этого получу, а своё самочувствие в процессе. Потому что если в процессе мне будет плохо, если я перенапрягусь чуть выше допустимого, если выйду из зоны комфорта слишком далеко - результатом мне будет обострение ОКР, вот этот самый навязчивый мыслительный штопор плюс трещинки на асфальте, - из которого выходить будет занудно и хлопотно; я уже столько раз это делала, что совсем не хочу туда снова, мне мало какие вещи нужны с таким довеском. Долгие годы я училась чувствовать себя хорошо, это самоощущение целительно, как купание в минеральном бассейне.

С чего я вдруг об этом так плотно и подробно.
У Шинеад О'Коннор, бесподобной певицы, на песнях которой я выросла, оказалось биполярное расстройство. В нижней фазе биполярники впадают в чернейшую депрессию, в верхней - бесподобно обаятельны и невероятно продуктивны. В верхней фазе собирают вокруг себя толпы поклонников, в нижней чувствуют себя абсолютно одинокими.
Шинеад О'Коннор выложила в сеть видео, на котором говорит, что уже два года совершенно одна, что психическое расстройство работает как стигмат и отпугивает от неё людей и что такие, как она, ни в чём не виноваты и всячески заслуживают любви. Я совершенно одна, повторяет она, со мной только мой психиатр и я до сих пор не покончила с собой лишь потому, что он называет меня своим героем - а больше нет никого, я так щедро дарила свою любовь и где все эти люди, когда они мне так нужны!
Страшной искренностью веет от её слов. Живёт она в мотеле. Кто-то готовит для неё еду, где-то она покупает сигареты, как-то организовывает (или кто-то делает это для неё) смену грязной одежды на чистую, изношенного белья - на новое. В Америке, где смолл-ток - национальный вид спорта, причём по уровню вложения души он вполне сравним с советскими кухонными разговорами, а по уровню настроенности на собеседника - и превосходит их (я на себе проверила, абсолютно все встреченные мною американцы и большинство небалканских европейцев так вкладываются в смолл-ток, как большинство моих московских знакомых не вкладываются в приятельство).
То есть она не одна насколько это возможно для человека в нижней фазе биполярного расстройства. И чувствует себя тотально одинокой, человеком, от которого отвернулись все, в кого она вкладывалась.

Я ничего не знаю об её близких и о степени тяжести её состояния. Я могу говорить только за себя. Иногда психическое расстройство накладывается на говённый характер - и тогда рядом да, не остаётся вообще ничего живого, даже коты убегают жить на улицу.
Но ОКР в лёгкой степени, как и большинство неврозов, можно контролировать. А говённый характер - либо перестроить, либо отстроить так, чтобы не отпугивать окружающих.
Если этого хотеть.
А если хотеть чувствовать себя тотально, нечеловечески одиноким - тогда да, полный газ и ручку от себя: неадекватность - на максимум, внутреннее говно - потоком наружу на всех, кто пока ещё остаётся рядом. Так и правда никого не останется, и даже продавцы в супермаркете будут избегать контакта.

Плюс тридцать всю неделю и очень много работы. Весь день сижу под кондеем довольная, фигачу, переключаясь с одного на другое - с бус на почту, с почты на маршрут, с маршрута обратно на бусы. Кондей дует себе и мне, капает за окно; у меня перед глазами - бусинки и буковки, у меня в голове - интереснейшие дела, я занята тем, что люблю больше всего на свете, и смотрю на то, что делают мои руки.
Среди дня, когда солнце пробивает плотные шторы, выхожу на балкон за каким-нибудь надом - и жара-жарынь охватывает меня всю: бьёт в нос запахом платанов, пыли, моря и постоявшего под солнцем базилика (куда до него самшиту!); щиплет щёки и плечи горячими пальцами; падает на голову мягкой подушкой.
Я прислоняюсь к (горячей! горячей!) стене и смотрю вперёд - а там крыши. Домики. Балконы. Домики на крышах с балконами (и те, и другие). Оранжевая черепица, красная черепица, бордовая черепица, тёмно-серый металл. Прямые окна, косые окна, огромные стеклянные панели на крышах. Этот город кидает мне в глаза все свои изгибы, параллели и перпендикуляры, свою темноту и свет, свои трещинки и уголки, - а я стою, обнятая жарой, и думаю: люблю тебя бесконечно.
И ухожу обратно под кондей.
В какой-то момент так ущемилась чувством собственной неприкаянности, что подумала: прошлым летом было проще. Потом вспомнила прошлое лето - и отпрянула: год назад задача была - выжить. Дыша половиной ноздри, плавясь на жаре без возможности передохнуть, доживая последние недели собственной семейной жизни - и пытаясь заработать все возможные деньги, - вынимать из мира всё прекрасное, что увидят глаза - и молчать обо всём остальном; и я выжила, и это можно зачесть как опыт, если я научусь об этом помнить. Прошлое лето было невероятно, невыносимо тяжёлым. А сейчас моё сердце не болит и не рвется; сейчас я скучаю по временам, которые то ли были, то ли нет, то ли будут, то ли нет, и иногда эта острая, до резких слёз, тоска по разделённой любви заставляет меня думать "что же я делаю". Но это можно продышать, это - проходит.
А потом я смотрю на свою жизнь - в ней есть то, что я люблю и что люблю именно я, и нет того, что я люто бешено ненавижу. В ней есть место всему, что мне нужно - и я учусь стряхивать с себя ненужное, пусть даже очень привычное, но не свойственное мне больше. Мне не нужно больше "терпеть во имя", и оказалось, что так гораздо лучше. Честнее. Красивее. Это хорошая жизнь и она по-настоящему моя; а что в ней нет определённых вещей - так будем справедливы, в ней их нет уже очень давно.
Я распрямляюсь и верчу попой, я хожу в своём собственном ритме, я напеваю и пою сколько хочется, и я прекрасна сама по себе, а не потому что кто-то мне это сказал (и как-то немедленно прибавилось говорящих).
Жаркое лето заставило созреть некоторые вещи быстрее, чем они собирались, а мягкая весна продлила сезон других вещей, которые обычно быстро проходят. Так румяные сливенские абрикосы встретились с толстобокими болгарскими перцами; некоторые хозяйки запустили чушкопеки, и в воздухе слышен мой самый любимый запах: печёных до обугливания перцев и жареного на углях мяса. Ветер с моря добавляет ему йодистой соли и кружит мне голову тем, что я люблю больше всего на свете.
Моя любовь к этому городу пахнет печёными перцами. Ничего не могу с этим поделать: импринтинг.