Крыся

Однажды недавно я про волков балканских рассказывала и пыталась найти картинки, потому что это не хищники, а ржака, во всяком случае, выглядят так, - но тогда не преуспела, а сейчас да.
Байто работает волком в Центре охраны крупных хищников. Есть ещё его подруга Въчка, вот она в детстве, а вот - чуть постарше.
Я предупреждала :)

Ночером у нас случился заплыв Крукса. Мальчик же купаться не любит даже под тёплым душем, и в фонтане ему не понравилось, и в море он заходил только по коленку, чтобы налаять любимой хозяйке: выходи, выходи! А сегодня Шанти его того. Целиком. Взяла на руки и внесла в воду примерно себе по пояс, и отпустила, и потом вышла на берег счастливее самого пса, наконец спасшегося из вот этого мокрого ужаса, и восклицала:
- Он поплыл! Поплыл!
Сам же Мальчик в этот момент вытирался песочком примерно весь, а потом носился по прибою тудасюдатудасюда, подобный наконец-то разжавшейся пружине.
Мало есть в жизни вещей смешнее бегущего корги.

Ночером уже, когда мы с Мальчиком, утомлённые длинной прогулкой, ждали Шанти и Серёгу у дверей магазина, ко мне подошла пожилая дама:
- Твоя собака понимает болгарский?
Вспоминаю, как Крукс безошибочно реагирует на "ути-пути-сладурчето" от всех прохожих в парке, отвечаю:
- Ну да.
- А что ж ты с ним по-русски разговариваешь?
- А потому что я сама русская, - отвечаю, и улица отзывается хохотом. Оказывается, за нами внимательно следили и парень с детской коляской, и другой с сигаретой, и две девочки у кофейного автомата; находясь рядом с Круксом, поневоле делаешься звездой.
- Дааа, теперь мне остаётся только спросить тебя, понимаешь ли ты русский, - улыбается дама. - Я так уже попадала: услышала, как женщина говорит по-английски с французским акцентом, спросила её - та оказалась француженкой.

А ещё мы сегодня фонарики запускали. Сначала долго искали, где их продают; обрели искомое между двумя дискотеками (одна гремела басами так, что у меня чуть не лопнула голова, зато вторая била прямо в диафрагму - вот этим мне набережная после заката совсем не нравится), пошли на пирс - и по дороге видели, как с него запускают фонарики, не толпой в двести человек, конечно, но тоже красиво; а потом эти запускающие стали мы, и взлетел сначала мой - упал, Серёга спас его и я снова отпустила, - потом Шантин, а потом уже Серёгин, и ему апплодировал весь пирс.
Вот этот момент, когда сначала долго не загоралось и ломалось, потом не разворачивалось ничего, потом вдруг хвост фонарика расправился и начал наполняться горячим воздухом, и надулся весь, и начал рваться из рук, и его подводишь под ветер, подниваешь - и отпускаешь, и он плывёооооооооот только что бывший здесь и уже совсем отдельный - вот этот момент не приедается, нет.

Кира и Фрейя встретили меня во дворе. Фрейя в Москве всего два дня была к тому моменту, на улицу попадала несколько раз - и побаивалась шума лифта, запахов, звуков, людей незнакомых... Я подхожу - сидит у Киры на руках насупленная. Протянула ей руку для знакомства (кошачьим жестом приветствия, угу) - понюхала, но не одобрила. Ну, я подумала, что не может же двухмесячный щенок быть суровым самураем долго, как-нибудь да расхмурится; обняла Киру, Кира - меня, и тут собаченька решила, что, раз мама дала себя обнять - значит, всё ок, - и как начнёт меня целовать! И на руки перебралась, и ногами потопала, и заулыбалась всем ртом - словом, приняла в круг общения.
Поднялись в дом, Кира детку закрыла в комнате, чтобы дать Пирату возможность с нами поздороваться. Мальчик мой любимый вышел ко мне и говорит:
- Ты видела, что они мне устроили?
- Да, - отвечаю, - Понимаю, тяжело с ребёнком в доме, но рано или поздно это должно было произойти. Зато, слушай, увидишь, как тебе весело будет её строить! Будешь хватать за хвост, гонять её по всей квартире, - и руку протягиваю поздороваться, Пират нюхает - от меня от всей пахнет Фреей, - и кричит в голос:
- И ТЫ ТУДА ЖЕ!
Пират, конечно, красавец: вдвое шире, чем год назад, и с лицом натурального кошачьего профессора. Очень умный, нереально просто. Мелочь собачью очень ловко строит: она к нему играть, а он на нее кхх, при этом один раз за вечер он вздыбился по полной форме - дугой, с распушенным хвостом, красивый такой стал, - и рявкнул как следует - так, что Фрейя удрала в комнату; дальше ему надо было только напомнить ей, что вот это кхх - оно из того же логического ряда, и собаченька немедленно отступала. Вообще у них всё удивительно мирно, мама Ши убила бы сначала новенькую собаченьку, а потом - меня, за то, что снова повесила ей на шею младенца.
Гуляли вчера с Кирой (без Фрейи уже - ей на землю нельзя, а на руках - ммм, она весит четыре кило) по Музеону и Парку Горького, сверялись разговорами (Кира ужасно быстрая, у меня таких быстрых близких - ещё один только, голова кружится на них смотреть). В сквере за оградой фотографировались двое длинноволосых людей - взмахивали хайрами синхронно, а фотограф снимал их против солнца. Мы шли мимо - ухты круто интересно ваще! - и тут фотограф начал показывать моделям, что получилось, и я кричу сыршенно без страха:
- И нам, и нам покажите, пожалуйста!
Фотограф оборачивается изумлённый, молчит, Кира поясняет:
- Вы так здорово придумали, мы шли и восхищались.
- А теперь нам интересно, как вы простроили кадр, - добавляю я.
Фотограф всё ещё охуевше подходит к ограде и показывает нам кадры. Всё ужасно интересно, мы смотрим, комментируем и хвалим-хвалим-хвалим, фотограф расцветает и показывает самое удачное, мы соглашаемся, что да, это вообще круто, а вот это тоже, и вот это прям здорово получилось, идея супер и воплощение очень прям ок, - благодарим и уходим. И только, отойдя, я понимаю, что это ващета не принято здесь и что я веду себя как всегда хотела, но боялась и что так я вела бы себя в Варне, если бы у меня был хороший разговорный болгарский.
Вообще тут я наконец могу сразу включаться в разговоры вокруг (а не только хихикать полчаса спустя, когда наконец доходит) - оказывается, мне этого не хватало. Москва удивительна: людей так много, что каждый из них передвигается в невидимом защитном коконе, иначе не выжить; и так удивляется, когда его замечаешь и коннектишься!
А к тому, кто возьмёт франшизу Даблби и перевезёт её в Варну, я буду каждый день ходить пить раф - лимонный, ванильный и лавандовый. И всех друзей водить буду, и гостей, и туристов.
Очень мне не хватает Даблби в Варне.

Жара такая, что я едва сплю - сегодня первый раз за всё время приснилось что-то путное, длинное грустное кино типа "Пяти чувств" - несколько медленно разворачивающихся печальных городских историй (утром помнила все, сейчас уже - только одну, свою на фоне вечной зимы).
Море греется вовсю. Каждый день в нём видны люди с решительными выражениями лиц, на их лбах написано "последний день отпуска". Они купаются. Остальные ждут - смотрят кино, пьют пиво, дышат, танцуют. В пляжном кафе расставили оранжевые лежаки с рекламой Егермайстера, наверное, удобные - проверить пока не удавалось. Жанр скандинавского кино внезапно стал настолько популярен, что сегодня мне в зрительном зале не нашлось места - и я села в фанзоне, попой в песок, лицом в прибой.
Сегодня давали грозу вдалеке, один из самых красивых поворотов сюжета.
Вчера нас с Шанти накрыло грозой сразу после сеанса. Разошлись по домам вымокшие, но довооооольныеееее! Шантин мальчик (у него есть имя, Крукс, но мне больше нравится звать его просто мальчиком) оказался самым восторженным зрителем скандинавского кино эвер: валялся в песке, зырил на море, взрывал песок носом, набирал его себе в рот и в уши, отряхивался на нас, снова зырил на море - а когда Шанти пошла попробовать воду, страшно заволновался: бегал вокруг хозяйки, настаивал, чтобы она немедленно, немедленно отошла от этого огромного мокрого непонятночего. Вернувшись к нашим креслам, успокоился и снова воззрился на море.


Самый сладкий мальчик на свете.
Гулять с ними ужасно здорово. Вчера Шанти дала мне поводок подержать и игрушечку собачью, и я шла такая как настоящая, будто со своей собакой; а потом мне дали вести целого Крукса, потому что он провинился (а я страшная и меня можно использовать как наказание для очень сладких мальчиков).
А как Шанти хвалит! Собачьи инструкторы говорят, что хвалить собаку за правильно совершённое действие надо так, будто ты сейчас из штанов выпрыгнешь от восторга - и Шанти хвалит Крукса именно так: "Молодец!" - с изумлением и восторгом, с восходящей интонацией, очень запоминающейся.
Естественно, мы моментально подхватили у неё эту интонацию и разговариваем так друг с другом, а на каждую Шантину похвалу, адресованную мальчику, я отзываюсь хохотом.
- Это теперь всегда так будет, да? - спрашивает Шанти проржавшуюся меня.
- Какое-то время - точно. А потом ты привыкнешь.

Подходя к дороге, Шанти тихо говорит мальчику:
- Стой.
Крукс послушно останавливается, смотрит на неё, Шанти проверяет дорогу, говорит:
- Можно.
И они идут дальше. И так - перед каждой дорогой, чтобы у пса сформировался навык останавливаться перед поребриком и трогаться с места только по разрешению хозяйки.
Днями возвращаемся, я замечталась чота, иду уже на автопилоте - подходим к дороге, Шанти Круксу:
- Стой.
Я замираю.
- Можно.
Я трогаюсь и иду дальше, Шанти спрашивает испуганно:
- А ты-то чего?..
Отхохотавшись, мы решили, что самое смешное - не то, что я остановилась на "стой", а то, что пошла на "можно".
- И представляешь, я теперь, даже когда одна иду, останавливаюсь перед каждой дорогой, - жалуется Шанти.
- Очень хорошо представляю, - отзываюсь. - Моему младшему ребёнку - четырнадцать скоро будет, и я вот только этим летом перестала машинально укачивать супермаркетовую продуктовую тележку.

А у меня в бусном журнале - распродажа, спешите успеть.

Весна идёт лениво, по дороге заглядывая уж не знаю куда; то помашет хвостом, то снова скроется; а меня рубит на любую смену погоды. Был такой день, когда всё утро лил дождь, а потом солнце включалось минут на пятнадцать, а потом опять дождь, а к вечеру воссияло, а к ночи опять полило. А утром Стрейнджер побежал вдоль моря - и такой свет потом принёс на картинке в телефоне, что все ахнули:


И, насколько я знаю наше небо, примерно так оно всё и было.
Вообще я, конечно, шизею с того, что вот эта Чашка Фрая была написана в моём доме; с того, что резных деревянных кошек и безумную феньку с двухцветным камнем мы фотографировали на моей веранде (и теперь у Стрейнджера тоже есть фото цацек на серых досках); с того, что мы ходили в крафтовые магазины - и тут нашлись коробочки, которых нет аж в самой Праге.

Тем временем Боничка выпустила рыжего котёнка из карантина, и тот, обнаружив целый огромный мир, начал немедленно докапываться к кошкам. Играйте с ним, вылизывайте его, дружите его, вот это всё. Убедил кошку Виски, тоже рыжую, толстую и очень добрую, что она - его мамка; кошка пыталась возражать, но она правда очень добрая.
Приманенная Боничкиным "приходи погладить, он такой ласковый, такой любопытный рыжий мальчик!" - зашла позырить котёнка. Бонни вынесла его в коридор, держа за шкирку; кот отпихивался и вяло протестовал. Увидев меня, запротестовал бодрее; Бонни протянула его мне со словами:
- Он без когтей пинается.
Я, помня Круглую, которую достаточно было хорошенько взять захватом кошки- мамы, чтобы она расслабилась и уселась на руках, уцепила Рыжего за шкирку. Пока брала - кот вцепился в меня всей пастью, пхнул четырьмя лапами, вырвался и, не касаясь земли, улетел в туалет.
Бонни, приподохуев, пошла разъяснять:
- Кот, ТЫ ЧО?
Рыжий, увидев Боничку, пошёл на ручки, причитая:
- Мама, мама, там ТАКОЕ БЫЛО! Мама, ты не поверишь!
Наглаживая ребёнка, Боничка вынесла его в коридор, он увидел меня, заорал:
- ААААА ОНО ОПЯТЬ!!! - улетел в дальний угол и нырнул в коробки.
Мы слушали, как кот зарывается всё глубже, и думали, надолго ли это у него.
- Ребенка нужно социализировать, - протянула Бонни.
- Мне нужен хлоргексидин, - отозвалась я, разглядывая руки.
Кот просидел всё то время, что мы с Боничкой прогуляли - часа три, не меньше; а, когда Бонни вернулась домой, вышел из коробки и нажаловался ей на меня и на общую несправедливость мира.
Хороший кот, скоро опять пойду его зырить.

Стаи наши перезимовали; все взрослые девки беременны, все взрослые коты - тощи и крикливы; даже Диван похудел до обычного котовьего размера и не всегда готов жрать. К Золотой стае прибилась Чёрная собака - кормится с ними, кося лиловым глазом. Золотые её пускают к кормушке, то есть - не голодают.
Все предельно беременны, вот-вот разродятся; золотая мраморная, золотая шиншилла, золотая полосатая; Дикарка, сестра её трёхцветная, мать их короткохвостая; Пёстренькая с улицы Шкорпил ещё вроде пуста, но в тех кварталах коты типа Грибо нянюшки Ягг... В прошлом году видела в водосборной канаве кошачье гнездо: внизу, под решёткой, мама кошка натащила бумажек и тряпок - и лежала на них, подставляя молочное пузо мелким детям; они мяли её и сосали, она, прикрыв глаза, мурчала так, что воздух вокруг вибрировал. Я прошла мимо, думая, успеет ли она унести детей, если начнётся гроза. И вот это всё - бешеный праздник жизни, которая может в любой момент прерваться, потому что нет у неё зоны безопасности, - это всё разрывает мне сердце; я не могу взять их всех к себе, и меня пока не хватает на то, чтобы раскачать город на вменяемую кошачью помогальню; я кричу небу "сделай всё хорошо", а оно - ну вы видели, как улыбается.
А потом думаю о том, что у нас, в сущности, то же самое, только чуть крупнее - и меня попускает.
Как-нибудь да будет. Не бывает так, чтобы вовсе никак не было, так что всё будет хорошо.

Фарс сменил картинку в витрине Саншайнеров, надо пойти позырить - и карточками разжиться; он карточки напечатал с поездами, ололо!
В центре города открылось ещё одно вегетарианско-веганско-улыбательное место; внутри пахнет лимонным пирогом, а на стенах - картины местных художников (Фарс, Маус и Ника плюс новые для меня интересные имена и образы).
Жизнь прекрасна.

Когда у меня глубокая ночь - у Рессички уже вполне себе позднее утро, оживлённое и деятельное. Заглянула она ко мне в девять утра - я к тому моменту уже встала по будильнику и даже нашла своё лицо в отражении в зеркале (то есть умылась и оделась). От раннего подъёма, приятных разговоров и плотного завтрака глубокой ночью у моего сегодня получился совершенно непривычный ритм.
К полудню (когда Рессичка ушла ловить обратный автобус в деревню) я была залита по уши кофе и кашей, бодра до неприличия и готова к подвигам. Поэтому кормить мы с Бонни вымелись в какое-то странное время - к часу дня.
Недавно болтали - курс, денегнет, всё такое, - и тут я вижу даму на углу, она сидит и просит денег.
- Бонни, - говорю, - у тебя осталось два лева сдачи, поди отдай один, денег прибудет.
- Тогда и ты отдай, другой, - говорит Бонни и даёт мне монету. - Пусть и у тебя прибудет.
- Это ж твои деньги, не мои, а надо своё отдавать.
- А вот мы заодно и проверим, как это работает.
Отдали. На следующий день Серёге пришла зарплата, а у Бонички купили три браслета.
Идём на почту - видим сирийского музыканта, который полтора года назад играл на чём попало, потом ему подарили барабаны, а сейчас он снова вернулся к чемупопало, потому что так звук интереснее. Выгребаем из моего кармана мелочь, делим, ссыпаем музыканту. На следующий день Серёге приходит премия, а Боничке - счёт за операцию младшей крысы. Результаты проверки осознать не удалось.
Так вот, младшую крысу Бонички, жЫрного пасюка, прооперировал великолепный Тодоров (увидев восемьсотграммового пасюка, которая похожа на округлый хвостатый матрас, доктор сделал лицо и сказал по-русски: "Много ест"). Разрезал крысу всю от горла до пупа, вынул три опухоли, вычистил-зашил, потом ещё для крепости подшил, потом ещё зашил поверх и ещё, потому что это пасюк - ему послеоперационную попонку не наденешь, - в процессе реанимировал крысу, вывел из наркоза, дал обезболивающее, уложил пасюка в барокамеру - дышать. Шовчики - любо-дорого. Пасюк теперь злой, но бодрый. А Бонни по утрам таскает крысу к Тодорову - показать и погладить. И прибегает потом ко мне с сообщением: адский холод, пошли кормить.
Пошли, кормим. Все вроде живы пока, что дальше будет - непонятно.
Холод дикий, правда. Кототётки в стае у консульства набрасываются на сушку и жрут как в первый раз в жизни. А мужики дыбятся друг на друга и танцуют на цыпочках, распевая боевые песни. Минус девять! Чувствуется как ледяной скандинавский ад! Меня в трёх куртках продувает до костного мозга! А эти - танцуют и поют: "Ооо Лоооооонг Джоон!"
Шли, прячась от ветра в капюшонах (Бонни сдалась и начала носить шапку, да перестала надевать её кокетливо на край макушки, а натянула до бровей, как нормальный человек, признавший превосходство стихии). Говорили про Тодорова.
Ему не знаю, сколько лет - выглядит на двадцать три, так что максимум тридцать пять. В клинике у него две-три смены в неделю, "если вы не можете двадцатого января рано утром - следующая свободная дата у меня в конце февраля". Когда Бонни приходила к нему записывать Пасюка - им пришлось ждать час, что ли, потому что Тодорову принесли обезьянку. Вся зоопарковая команда и принесла, и он распоряжался врачами как главный хирург проекта, и резал, и шил, и в стационар ходил проверять, и вставил медсёстрам за то, что они прооперированного пациента не завернули в одеялко. И вот с крысами теперь держится совершенно иначе, чем полгода назад. Охренительный хирург по грызунам и экзотам есть тут у нас в Варне.
Нет, конечно, он не ратолог, такой роскоши пока не выросло. Но и в Москве ратологи появились сильно позже моды на декоративных крыс. А тут ещё и мода не началась.
После внезапной утренней прогулки (час утра, ага) как-то само собой проспалось мне весь день: обогреватели, котики, а потом Серёга печку затопил, и от этого всего - от рано начавшегося и лениво проведённого дня, от двух отличных фильмов, от нового рукоделия (я наконец попробовала вязать на скандинавской вилке!) и от огромного количества китайской еды из "Чжоу" - на душе так приятно, будто вдруг каникулы.
А ещё я пару раз пожаловалась на отсутствие хороших новостей - а вчера в сети появился дайджест "Что хорошего случилось в Болгарии за последние 24 часа". И с автором мы знакомы, хотя он абсолютно точно меня не читает и по-русски не говорит; от этого ещё радостнее.
А ещё приехал прекрасный друг, подарков мне привёз, завтра увидимся - поболтаем :)

Кормление уличных котиков перестало быть инфоповодом, и сегодня я об этом ужасно жалею.
Потому что мало просто написать "АААА Пятнышко оказался домашним!" - никто не подпрыгнет, потому что не слышал про этого кота. Надо рассказывать всю историю с самого начала:
как ранней весной под нашими окнами в тех же кустах, где изначально возникла Чёрная, появился котик месяцев эдак девяти, убийственно ласковый, окраса "золото в пятнышку" (из-за чего мы, собственно, и прозвали его так);
как мы бегали его кормить раз в день - и поначалу он жрал взахлёб, мурча и порыкивая, а потом стал перебирать едой - кушал, но только тогда, когда его гладили, и очень медленно и аккуратно (впрочем, порыкивая во время еды на других котов);
как госпожа Галина, владелица магазинчика ношеных платьев а-ля Десигуаль, делилась со мной своими претензиями к котику Пятнышку: мол, гонишь его, топаешь на него - а он через пару минут опять приходит, мурмурмур, я тут котик, гладьте-пожалуйста-меня-все;
и как Боничка, когда Пятнышко совершенно равнодушно отнёсся к порции сырого фарша, предположила вдруг, что он не просто прячется в соседнем саду, а живёт там где-то под крышей, потому что шерсть у него мягкая и чистая, абсолютно не уличная у него шерсть;
как однажды я увидела Пятнышко у дверей в тот сад, где он обычно прячется, с двумя девочками лет семи-девяти;
и как в тот же день внучка госпожи Галины пожаловалась мне, что девочки из того дома с садом называют Пятнышко своим котом и запрещают его гладить всем остальным; кот их, конечно, слушается, но только когда они рядом;
и как я позвонила Боничке с воплем "Пятнышко домашний!!!" и как мы прыгали от радости (довольно вяло, потому что было уже жарковато, но всё-таки).

Или вот как я курила на балконе в сезон падения гларусят, а Пятнышко крался за слётком, огромным и грустным (у щенков гларуса такой обиженно-нахохленный вид, пока они не научатся взлетать). Слёток отрешённо ковылял по дороге, Пятнышко, приникая к земле, вилял задом - типа вот-вот кинется на эту Достойную Добычу, - но так и не кинулся, конечно. Умный.

Когда мои дети уехали, я поняла, что, если сейчас не разморожу холодильник, то буду с ним жить с таким до следующего лета (я уже месяца три думала, что пора разморозить холодильник, но у нас вообще всё неспешно). Я спросила у Бонички:
- Как думаешь, уличным кошкам не очень вредно будет есть сладкие йогурты?
- Ну в принципе, конечно, нежелательно, - ответила Бони, - Но до проблем, вызванных неправильным питанием, эти кошки просто не доживут, так что можешь не волноваться.
- А уличные коты умеют есть из стаканчиков? - засомневалась я.
- Уличные коты умеют есть из всего. Думаешь, им на помойке еду кто-то по мисочкам раскладывает?
И мы пошли по обычному ночному маршруту с двумя мешками йогуртов и творожков, несъеденных моими детьми.
Пятнышко как зверь домашний коробочку с йогуртом опознал и спокойно в неё углубился.
Коты из стаи напротив консульства к кисломолочным продуктам отнеслись с благородным пренебрежением, кормящие кошки - тоже без особого энтузиазма, а вот фарша захотели все. Я хвасталась своими потрясающими талантами в фаршеметании? Теперь, наверное, могу на чемпионатах выступать - если судить будут котики и фарш нужно будет кидать прицельно им. С трёх метров попадаю комочком фарша точно под лапу того котика, на которого нацелилась, несмотря на то, что остальные котики тоже не зевают.
Расстреляли одну пачку фарша - пошли дальше, в нижнюю часть улицы Македония, где тот дом, двор которого полон хвостов, ушей и глаз (а также какашек). У Викиной школы нас встретил одноглазый пёс, довольно частый компаньон ночных кормительных прогулкок (от парка до нас и ещё два квартала вверх, и от нас до пешеходки - вот примерные границы его сферы влияния, ну и плюс весь парк; сильный, видать, пёс). Ни творожком, ни йогуртом он не заинтересовался. Псу хотелось, чтобы его погладили по носу и по спине и спросили, кто тут сладкий мальчик, ну и заодно проводить нас - а то чо мы тут идём без собаки, непорядок.
Проводил нас до кошачьей зоны, съел предложенный фарш и уселся в толпе котов, ожидающих своей порции.
- Фарш всё, - сказала я через несколько минут.
- Корм тоже всё, - отозвалась Боничка, разгибаясь во весь рост; вдоль всей нижней части улицы Македония сгорбились коты, каждый над своей горсткой корма; у дома-с-глицинией сытый рыжий котёнок играл с хвостом одноглазого пса; пёс отворачивал зрячую часть морды подальше от сытого рыжего котёнка.
- У меня ещё три больших стакана йогурта, - пожаловалась я. - Ни те коты с улицы Любена Каравелова, ни стая у консульства - никто не стал его жрать. Выкинуть, что ли?
- Тычо! Просто открой и поставь. Проголодаются - сожрут.
- Стрёмно как-то на улице мусорить... О, поставлю у помойки! Блин, йогурт-то питьевой...
- И что? Думаешь, не выпьют?
- Да тут дырочка маленькая, кошачь морда не пролезет, придётся выкинуть...
- Погоди выкидывать. Мы сейчас тут подцепим и - смотри, как хорошо отрывается!
Отлично оторвалась защитная плёнка от стакана питьевого йогурта "Меггле", всё бы так отрывалось, что нам не нужно. Я поставила освобождённый стакан на поребрик у мусорки, выпрямилась, обернулась...
- А ты говорила - выкинуть, - засмеялась Боничка.
Вокруг нас стянулись кошки, явно знающие о пользе кисломолочных продуктов. Мы ещё отойти не успели - а они уже стаканы между собой поделили.
Хорошие на Македонии кошки.

Стая напротив консульства - несколько котов (один с прозвищем Ринотрахеит, к сожалению, именно из-за болезни) и три черепаховых кошки. Одна - чёрно-рыже-белая боязливая с травмированным хвостом, вторая - шипящая злюка серо-рыже-белая с розовым носом и третья - чёрно-рыжая ласковая вечно голодная, бегущая на любой пыспыс и мечущаяся под ногами, пока мы еду рассыпаем по кучкам. У боязливой было пузо в начале весны, но котят мы не видели; сейчас она снова беременная. У злюки четверо котят, всех выкормила, сначала растила их в подвале дома, а потом вся компания переехала во дворик консульства - и ночами котята вылезают из-под ворот и бегают через дорогу перед машинами, до полуобморока пугая Сашку (который с нами ходит редко именно потому, что ему котиков жалко и за собак страшно).
Так вот сегодня мы пошли на ночной обход, заглнули к консульству - а там котята уже большенькие, отлично развитые, крепкие, прям коты такие коты. Решили сначала им под ворота еды насыпать, чтобы мелкие не неслись к нам через дорогу; и когда сыпали - один котёнок на нас зашипел, а второй зашипел и кинулся, и Боничку укусить не успел, но успел оцарапать.
- Вот зараза, - сказала Боничка, рассматривая царапину. - Я ж хотела поглубже, чтобы ему не вылезать...
- Весь в мамочку. Она вона тоже как на нас шипит, когда мы корм сыплем.
А на Македонии, когда весь корм мы уже раздали и оделили им всех, кто окружал нас, сверкая глазами, Боничка увидела маленького котенка месяцев двух или даже меньше - беленький, с тёмным полосатым хвостиком, он обычно был с такой же белой темнохвостой мамой, а сейчас сидел один. Боничка кое-как подтолкала его к одной из кучек корма (попробуйте подогнать к еде зверя мелкого и пугливого!), зависла сверху, отгоняя сытого рыжего котёнка - и тут я вспомнила:
- У меня же с собой пакетик Феликса! Давай отдадим котёночку консерву?
Раскрыла пакетик, выложила консерву перед котёночком, тот начал жрать - И ТУТ ТАКОЕ НАЧАЛОСЬ!
Сытый рыжий котёнок с яростным рявом вырвался вперёд и присосался к консерве.
Опасливая длинная кошь, бабушка которой явно была ориенталкой, просочилась сбоку и присосалась к консерве с другого края.
Чёрная кошка в ошейнике, которая вообще никогда не приходит есть, пока мы не уйдём, пролезла к консерве через Боничку.
Коты, которые прежде избегали наших рук, оказались прямо под нами.
Мы тут же навели порядок; Боничка охраняла малыша с одной стороны, я - с другой, отодвигая длинную почти-ориенталку и придерживая за шкирку сытого рыжего котёнка; В утешение сытому рыжему достался пакетик из-под консервы, который он вылизывал, порыкивая и всячески недовольствуя.
Когда мы отошли, коты вылизали асфальт, на который выпали кусочки консервы "Феликс" с говядиной.
- Пожалуй, мы не будем повторять этот интересный опыт, - резюмировала Боничка, когда мы проржались "не ну ты видела? - а серая-то, серая! - а рыжий аж стонал!"

Рыжих бы, кстати, забрать с улицы. Такие коты клёвые - бойкие и ласковые, две штуки, от разных матерей, но отец явно один; если кто их захочет - я могу забрать, воспитать, привить и чипировать. Вам останется только перевезти к себе котов-с-историей, которая к тому моменту у них отрастёт.
С Чёрной вон как хорошо вышло - отлично она работает кошкой в своей семье.

(я обычно пишу адресно, рассказывая кому-то-из-друзей-у-себя-в-голове, как идут наши дела; и сегодняшний пост - Кире Пиратовой, у которой есть кот с таким лицом, которое я вам обязательно покажу, если Кира разрешит; с годами кот Пират становится всё смешнее: глаза у него окончательно раззеленели, нос выпуклился, а мимика развилась до непристойно ржачной; тоже кот-чудо, как и Хрень, у которой есть теперь совершенно другое домашнее имя и совершенно особенная семья, а также уже второй, если не третий, человеческий язык для изучения за меньше года жизни; вообще, кажется, чёрные - это коты-чудеса, хотя вот Жанна утверждает, что рыжие - самые клёвые).

Так вот что сегодня было - помимо отъезда СергейЮрьича в отпуск в неизвестном направлении (далеко не всякому человеку необходимо хотя бы раз в году сорваться на несколько дней без планов, без идей и без заранее купленного билета, наслаждаясь не столько свободой, сколько непредсказуемостью, - но если уж надо, то именно что надо, как мне вот дружиться или писать про как дела; попробуй отними у меня это - и получишь крайне несчастное существо; так и Серёгины отпуски-в-одиночку - совершенно ненужные мне, ибо нет для меня худшей муки, чем уехать неизвестно куда совершенно одной, и абсолютно необходимые моему мужу, подзаряжают его как ничто другое).
Так вот что сегодня было - помимо ужина у Сашки и Бонички (после которого мы пошли чесать крыс и были в полном составе перекусаны сердитой Пасей, которая насильно посажена на диету, ходит голодная и сердитая, а также совершенно отвыкла от визга моих подростков, и потому сердилась ещё сильнее; впрочем, была немедленно успокоена Боничкой, почёсана всеми нами и накормлена кукурузой; а после того, решив показать Даше хотя бы одну спокойную крысу, Боничка достала Лейку из клетки и обнаружила, что вредная крысятина сняла себе шов, устроив естественный дренаж то ли отёка лимфы, то ли гематомы, с которой мы сегодня ранним днём бегали к дежурному хирургу - нашего Тодорова не было и не предвиделось, - и заставили-таки упирающегося собачье-кошачьего доктора сделать хотя бы пункцию отёка, чтобы узнать, не гной ли там внутри, и если нет, то дождаться выхода Тодорова и выдать ему крысу для прочистки и вывода жидкости; но наглая крысятина справилась сама, и теперь мы держим за неё кулаки, штоп шов продолжал зарастать и не подцепил в себя какой заразы, а Боничка вздыхает, потому что знает, какие дни и ночи ей предстоят - с предыдущим швом Лея проделала то же самое, и обихаживать её было эээ хлопотно).
Так вот что сегодня было - помимо некультяпистого дня, в котором у всех всё падало из рук, а Тень уронила горшок с одной из цветуих орхидей Бонички (кстати, Боничка выращивает орхидеи, которые в тёплом влажном климате зацвели бешеной толпой, и Бони мне хвастается, а я цветки ваще не различаю, они мне все немножко лотос, немножко пися; ещё ребята хотели подарить мне детку фаленопсиса - но я испугалась и отказалась, и они даже немножко обиделись - как так, самым дорогим хотели поделиться, а мне не нать, но тогда всё кончилось хорошо, мне посадили базилик и он теперь нагло толпится в круглом горшке, ждёт пересадки в прямоугольный - и тогда у меня впервые в жизни будет Грядка Еды, ура!).
Так вот что сегодня было-то! Мы с Дашкой ехали по улице Пирин на такси в сторону дома с мешком ништяков из Лиддла (у меня новая сковородка!) - как вдруг я увидела парня, который рисовал огромные пироженки на стене электрораспределительного домика. Добрались домой - схватила камеру и рванула туда. Добежала - а в камере карты памяти нету, и рюкзака нет с запасной картой, потому что я приучаю себя ходить без лишней поклажи. Щёлкнула мобильником:


Пока снимала и раздумывала, подходить ли с восторгами, другой парень позади спросил:
- Нравится?
- Очень! А что написано?
- А?
- Ну, парень этот что пишет? Как его зовут?
- А, онзо.
- Это Онзо?! Правда?! Вау! Я видела его работы - такие клёвые!
- Правда, штоле?
- Точно говорю! Я таааак люблю большие красивые рисунки! Мусорные, когда просто слово - вот как там, - не люблю, а такие вот яркие - прям очень нравятся.
- А я тоже рисую :)
- Правда, штоле? А как вас зовут?
- Так-то.
- А никнейм?
(пауза) - Ну, я рисую в основном зайцев...
- ТАК ТЫ ЗАПЕК!!! ВАУ!!! Серьёзно? Правда?!
- Нну да.
- ВАУ! (и, поскольку эти фразы я знаю только по-английски, дальше говорю как в кино) Горжусь знакомством! Ты звезда! Обожаю твоих зайцев - зайца-зомби, зайца-художника, зайца-дедмороза, у-у-у-у какие они офигительные!
Запек смутился - божечки мои, какой же он оказался юный! Какие они оба юные, лет семнадцати, окей, максимум двадцати, - и они уже год так точно рисуют в городе, и у них толстенные тетради с набросками, такие же пухлые и потрёпанные, какими у нас с Наташкой Фы были блокноты со стихами.
Словом, я пожала ребятам руки, поблагодарила, ещё раз сказала, как сильно мы любим большие красивые картины - и убежала домой, и по дороге Боничке похвасталась, что в двух кварталах от её дома Онзо рисует, а Запек рядом стоит.


( под катом - некоторые работы Запека, штоп ясно было, отчего я так подпрыгнула )

В субботу мы убедились, что Боничке предопределены долгие и очень серьёзные отношения с доктором Михаилом Тодоровым из Объединённой Ветеринарной клиники, что на улице Царевец на мосту над рекой.
Потому что, переезжая с двумя крысами, больше всего Боничка переживала из-за того, что в городе нет и не может быть ратологов, да и вообще специалистов по грызунам нету никаких - так ей сказали. Это представлялось логичным - учитывая плодородность этой земли, местным жителям грызуны должны были быть врагами, но никак не домашними любимцами; но на всякий случай я погуглила и немедленно выяснила, что в моей любимой клинике есть не только газовый наркоз и специальные маски для грызунов разного размера, но и доктор, который этих самых грызунов разного размера оперирует успешно.
Боничка воспряла духом, но как-то не вполне: в Москве уже выросло поколение ратологов, которые умеют и любят лечить крыс, и уезжать от надёжного доктора к незнакомому оказалось тяжело.
А через месяц после переезда у Боничкиной Лейки, пожилой длинношерстной крысы дамбо, вылезла опухоль молочной железы. Доброкачественная, подкожная - технически удалить несложно, но нужен доктор, который на крысах не только учился, но и лечил их потом до выздоровления.
Так мы познакомились с доктором Михаилом Тодоровым.
Здесь все выглядят моложе, чем я привыкла - моему обожаемому доктору Кацарскому, ветеринару и художнику, никак не может быть меньше пятидесяти - а выглядит он чуть старше меня; но доктор Тодоров показался нам совсем мальчиком, только закончившим институт. Мы приехали на осмотр впятером: Боничка, девочка Вика в качестве переводчика, я в качестве группы поддержки, крыса Лея как пациент и Пасюк как гарант спокойствия Леи.
Доктор Тодоров крысу общупал, сказал, что опухоль удалит, что крыса после этого останется жива - но как-то он это так неуверенно произнёс, что мы переспросили - и бОльшей уверенности не добились. Крыс здесь кроме Бонички держат ещё две русских семьи, ни та, ни другая их не лечит (сколько проживут - столько и нормально), так что доктор Тодоров признался: такие пациенты у него бывают нечасто. Хомяки, хорьки, зайцы - да, а вот крысы - нечасто. Восходящая интонация болгарского языка делала для нас его утвердительные ответы неуверенными - но делать было нечего, операцию назначили.
И перенесли из-за того, что бодрая старушка Лея подхватила пневмонию, посидев немного у нас на веранде в прохладный день.
Доктор Тодоров назначил было Лее антибиотик - но услышал от Бонички перечень её собственных назначений, впечатлился и подтвердил правильность её лечения (девочка консультировалась в том числе и с московскими ратологами, а как же; крысоводы часто становятся фельдшерами поневоле).
Опустим двухнедельные инъекции крысе Лее, которая умеет натягивать кожу и напрягаться так, что не уколешь. Опустим скорость, с которой росла опухоль. Опустим описание ещё двух наших визитов с ансамблем (включая Пасюка) к доктору Тодорову (который зримо нервничал в нашем присутствии). Скажем только, что в одну из суббот мы втроём - Боничка, крыса Лея и я в качестве группы поддержки, - пришли к доктору Михаилу Тодорову вынимать опухоль из крысы.
- Я хочу всю необходимую реанимацию, - сказала Боничка, подписывая согласие на операцию.
Доктор Михаил Тодоров, немного говорящий по-русски, вопросительно посмотрел на меня.
- Моя подруга... просит... чтобы если что-то пойдет плохо... - запинаясь, заподбирала я болгарские слова.
- Every possible reanimation, - перебила меня Боничка.
- Офкоз офкоз ай андестенд! - отозвался доктор Тодоров.
- Айлавью, - ответила Боничка, передавая ему попонку. - Вот это - для вас.
- Постоперейшен бендейдж, - сказала я.
- Я понял, - отозвался доктор Тодоров. - Это после операции надеть.
- На крысу, - уточнила Боничка. - Вы меня позовите, я помогу, я знаю, как это надевать.
Некоторое недопонимание возникло, когда доктор Тодоров дал Лейке премедикацию (успокоительное перед наркозом) и сказал нам, что ближе к вечеру мы можем крысу забрать - сейчас операция, потом она какое-то время пробудет в кислородной камере, потом ещё подождёт в стационаре...
- Никакого стационара! - дёрнулась Боничка. - Я тут буду ждать.
Доктор Тодоров даже спорить не стал со странными людьми, держащими крысу в качестве домашнего животного; окей, хотите - ждите.
Над рекой, вдоль задней стены клиники, шла веранда; над ней росла шелковица; и мы общипали с неё всё, до чего дотянулись. Время летело, вокруг ходили добрые перепуганные собаки (никто не любит ветклинику) и дамы с котятами на руках, и как следует занервничали мы только через час.
- Там дел - на двадцать минут, - проговорила Боничка.
Я проглотила первые десять реплик ("Ну, может, что-то пошло не так", "Скорей всего, это от неопытности именно в плане крыс" и "Если бы дело было плохо - тебя бы позвали"), внутренний цензор одобрил только "Не ссы".
- Не ссы, - отозвалась я. - Пойдём внутрь погладим лабрадора.
Мы устроились под дверью операционной - я уселась рядом с лабрадором Зарой, идеально выдрессированной нежной девочкой, которой очень не нравилось в клинике, и она готова была немного утешиться поглаживанием ушей и почёсыванием крупа, а Боничка застыла на высоком старте, вглядываясь в плотно закрытую дверь, за которой работал доктор Михаил Тодоров.
- Там не наша крыса, - сказала Боничка, когда дверь на секунду приоткрылась и захлопнулась снова. - Он не крысу оперирует, он только что достал из животного штуку размером с кошачью селезёнку, в Лее такого не может быть, ГДЕ МОЯ КРЫСА?!
- Ну давай я стукнусь в операционную спрошу, - пожала плечами я.
Боничка проглотила первые десять реплик ("Ты охренела?", "У тебя вообще голова есть на плечах - стучать в операционную?" и так далее), и ответила очень мягко:
- Пожалуй, не стоит этого делать. Доктор работает, у него в руке скальпель, отвлекать его нельзя, посторонним в операционной...
- Понял, - отозвалась я. - О, смотри, доктор выглянул, я его знаю, он Туману анализы делал; пойду спрошу, крыса у Тодорова на столе или кто другой.
Оказалось - что таки да, крыса.
- Почти два часа, - проговорила я.
- Прости, что задержала тебя так надолго, иди домой, если хочешь, - Боничка в десятый раз завела было песнь бессмысленной вежливости, но в этот момент дверь операционной распахнулась, и нас позвали внутрь.
Доктор Михаил Тодоров позвал Боничку, потому что она сама просила дать ей завязать попонку. Я, увидев, что нас зовут, спокойно пошла. А Боничка, привыкшая к тому, что в Москве в операционную зовут только для того, чтобы попрощаться с умирающим, стойко сдерживала слёзы, и заплакала, только услышав: "Она жива, опухоль удалили, всё прошло успешно".
Лея лежала на столе пузом вниз, мордой в маску с наркозом. Боничка затянула узлы на попонке, и нас троих проводили в стационар, где Лею устроили в кислородной камере на ближайшие два часа.
За это время мы расплатились, дошли до дома, пообедали, выпили кофе, сбегали на почту отправить посылки - и вернулись точно вовремя.
Доктор Тодоров курил на крылечке.
- Нам пришлось занять камеру другим пациентом - там котёнок собрался умирать, ему надо было под кислород, - сказал он по-болгарски.
- Как - умирать? - побледнела Боничка.
- Да не крыса! - спохватилась я. - Котёнок! С Леей всё в порядке!
- Ваша крыса в порядке! - подтвердил доктор. - Очнулась, вылезла из бандажа, разгрызла нижний стежок - но вы не волнуйтесь, я сделал отличные подкожные швы, всё держится.
Вообще мощная вещь - языковой барьер. Увидев опухоль, извлечённую из крысы Леи, Боничка снова побледнела - охнифигажсебе какая здоровая, вовремя мы прибежали, - а доктор Тодоров подумал, что хозяйка испугалась вида куска мяса, и заботливо прикрыл фиброаденому полой халата.
Мы забрали крайне недовольную Лею, отдельно от неё - попонку, десятикратно поблагодарили доктора Михаила Тодорова, упаковали пациентку в переноску и отправились домой. У доктора Тодорова на лице было написано такое же облегчение, как и у нас: всё хорошо, крыса жива, все молодцы и герои.
В переноске Лея посасывала самый спелый абрикос в этом городе. Боничка розовела щеками и планировала долгие отношения с варненским специалистом по грызунам.
- Раз они такие зайки, я им в следующий раз пасюка принесу, из переноски достану и дам погладить.
- Ага, а если будут хорошо себя вести - не достанешь и не дашь, - отозвалась я, вспомнив, как в прошлый наш визит фармацевты поостереглись трогать абсолютно здорового, сильного и толстого пасюка.
На том и разошлись.
Сутки миновали. Можно утвердить, что операция прошла успешно. Лейка отказывается носить попонку и выбирает из миски самое вкусное, пренебрегая остальным; швы держатся нормально, и единственный недовольный в крысином доме - толстый пасюк, посаженный на низкокалорийную диету.
Такие дела.