Крыся

В книге Барбары Шер, которую я таки да дочитала и ужасно довольна, есть одно красивое упражнение: в течение месяца записывать то, что сделал, и то, в каком настроении пребывал. В книге у этого упражнения цель - показать, что работать можно в любом состоянии, и не нужно дожидаться хорошего настроения, чтобы штыриться собственными делами (а даже и наоборот - нужно заниматься всякими прекрасными делами, если хочешь вштыриться).
Пройдя это упражнение, я пришла к сыршенно неожиданному выводу: настроение у меня скачет от и до по всей шкале несколько раз на протяжении дня; была пара дней плохих, была пара радостных и один очень спокойный, остальной месяц скучать не приходилось. Понятно, что работать я могу в любом состоянии - как через весёлые песни, так и через поминание такой-то мамы, - но вообще-то сама себе казалась гораздо более стабильным персонажем.
Забавно получается: некоторые вещи мне лучше не записывать, чтобы не помнить.
Сегодня - пробегая утром по городу в растрёпанных чувствах, увидела штуку, о которой думаю уже пару лет: утепленный кошачий домик.


У меня не хватило ресурса сделать хотя бы один - но хватило у кого-то другого; и город показал мне это в самый подходящий момент; какое счастье - подумала я, и бегала ещё пару часов вполне себе вштыренная. а потом опять приуныла; и, завернув за угол, увидела Шанти и Мальчика, и увлеклась с ними на собачью площадку, и было мне собакки ушастой бегучей. Мало есть вещей духоподъёмней бегущего корги - мне его надолго хватило.
А когда снова загрустила - мы уже вовсю гуляли по парку, и крокусы, посаженные нами осенью, лезли из земли как одно из самых бурных чудес света, и друг мой прекрасный лёгким движением руки превратил меня из рассудительного собеседника - в девочку, хихикающую глупо и кокетливо.
Вечером сидела у моря - подтащила кресло к самой воде, смотрела на тихие волны под тихим дождём, слушала тихие разговоры вдалеке под музыку нежную, как биение сердца, и думала, что с огромным удовольствием поболтала бы с кем-то таким же глупым и смешным, как я - в минуты уныния, острого, как понос при ротавирусе, и такого же необоримого; но у моря никого больше не было, только песенка и чужие разговоры, и я ушла в парк читать ему вслух Маяковского - а это значит, что завтра мне будет очень, очень тяжело проснуться; эмоциональная дрочка никогда не идёт мне в силу - а, впрочем, и никому.
Самыми продуктивными за последнее время (и самыми сильными) были те недели, которые я начинала с Барбары Шер или с молчановского семинара; и скажитежемне - Том! - нет ответа, - если я знаю, как действовать, чтобы сменить настроение и действовать, то какого же чёрта я сижу в собственных соплях по локти и делаю вид, что мне ни до чего.
Вопрос из того же ряда, что и "почему ты спать не пошла в одиннадцать, Крысенька, хотя знаешь, что это было бы разумным решением - а вместо этого сидела и тупила". Том! - нет ответа.
Ништо. Завтра будет новый день, он начнётся в шесть тридцать утра невнятными жалобами, зато потом будет ещё хуже.
А потом - кофе, море и спать.
Чего, конечно же, и вам (но без подъёма в полседьмого).