![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
krissjaГоворили о том, что, если не отслеживать такие вещи сознательно, во все разговоры в частности и во всю коммуникацию вообще прорывается эмоциональный шум - получается "хотел попросить жену соль передать - и как-то само собой вырвалось 'ты мне сука всю жизнь испортила'". И что единственный способ действительно общаться с людьми - приносить им не эмоцию, а результат этой эмоции.
("я была страшно зла на тебя и колотила грушу, пока не отпустило, и вот о чём подумала после" - это результат, а дыщь об стенку кулаком и "ааа штоп вы все повыздыхали падла и ты как ты посмела какого черта опять я" - это эмоциональная реакция; и по-серьёзке мало кому интересно строить общение только на эмоциональных реакциях и на их описании, и мало кто выдерживает при них присутствовать; мне вот хватило собственных детей - и то даже для них я не всегда была родителем, который может объяснить, что происходит, и создать безопасную зону для высказывания эмоций; а уж быть таким человеком для другого взрослого - я таких людей не знаю, кому это в кайф делать подолгу; наверняка они есть, и наверняка они сделали уже себе работу из своего таланта)
Так вот, в моей юности было страшно важно высказывать эмоцию - раз, словами - два. Мы все писали, мы все пели о чем писали, мы были страшно чуткими и ужасно нежными в свои шестнадцать; шторка падает, в следующей сцене мне двадцать восемь, двое детей, трёхлетний недосып, и, высказывая эмоцию в тот момент, когда я её переживаю, я превращаюсь в полубезумную истеричку.
С этим надо было что-то делать, но что?
Все дети растут изнутри наружу, их побуждает меняться постоянно развивающаяся личность. Я не видела таких взрослых. Абсолютное большинство моих знакомых меняются от того, что изменилась жизнь вокруг них, и прежние законы больше не работают. Некотрые отстраиваются сразу - ветер сменился, и они уже совсем другие. Некоторые - растут постепенно, как дети и деревья вокруг. Некоторые (вот как я) годами пытаются вернуть изначальную договорённость, и пытаются и пытаются и пытаются - так, что все вокруг привыкают считать их чем-то постоянным, - а потом - хоба! - в какой-то момент оказываются за точкой невозврата, переворачиваются через голову и вовсю живут по-другому. Это пиздец как больно и это тяжело как пиздец пережить - собственно, это и есть пиздец в его значении "край, за которым прежнее существование невозможно".
Так вот, увидев глазами другого человека, что все мои тексты - которыми я вообще-то намеревалась хвастаться своей прекрасной жизнью, - в глазах тех, для кого я их тогда писала, выглядят как беспрерывный поток жалоб и недовольства, я убрала - во всяком случае, попыталась, - весь эмоциональный шум. Мы тогда уже были знакомы со Стрейнджером, он мне в качестве примера подсунул "Общую тетрадь" Аготы Кристоф - "...вместо 'наша бабушка пиздец' писать 'все вокруг считают нашу бабушку ведьмой'". А ещё несколькими годами раньше, до рождения детей, я попросила приятеля, великолепного редактора, посмотреть одну мою повесть - и он был очень бережен в формулировках, но примерно треть текста убрал. И объяснил, за что. Это сделало меня на два дня очень несчастным человеком, на пару недель - очень глубоко задумавшимся писателем, на пару лет - отличным компаньоном редактору, ещё на несколько лет - очень жёстким редактором. Так что, когда, с одной стороны, мне захотелось изменить то, что я транслирую своими записями, а с другой - мне показали один из инструментов, как это сделать, - я уже хорошо представляла себе объём всей остальной фигачечной. Пишу я много, в основном - о себе и о том, что происходит вокруг меня.
Конечная-то цель у меня была не в том, чтобы совсем-пресовсем убрать описания эмоций из текста, а в том, чтобы осознавать это и управлять этим. Чтобы просить передать соль, когда я хочу соли, а говорить об испорченной жизни - той суке, которая это сделала, в тот момент, когда я считаю нужным.
Потому что да, жизнь без эмоций похожа на секс с гладкой каменной стенкой - нечем, некуда и вообще непонятно зачем; но, с другой стороны, плавать в эмоциях неуправляемых и неосознаваемых может быть интересно только тому, кто в них в данный момент находится. Общаться с таким человеком очень тяжело - он непредсказуем в самом худшем смысле этого слова, причем проявляется в весьма узком спектре - эйфория, недовольство, жалоба, отчаянье, бессилие. Ни точек опоры, ни умения держать долговременные проекты, никакого развития - ничего такого, что придавало бы смысла бесконечному эмоциональному переживанию. А тексты такие - и вовсе одноразовые: посмотрел один раз журнал, полный описания эмоций и состояний - и всё, второй раз по своей воле - не откроешь. Поэтому я так люблю читать и писать о сделанном, и так, чтобы было видно, что перед каждым делом стоит мысль, его придумавшая, и чувство, его родившее, а за каждым делом - чувство, им рождённое, и мысль о результате.
Надо Хейли перечесть, вот что. Кажется, по-настоящему дозрела.
("я была страшно зла на тебя и колотила грушу, пока не отпустило, и вот о чём подумала после" - это результат, а дыщь об стенку кулаком и "ааа штоп вы все повыздыхали падла и ты как ты посмела какого черта опять я" - это эмоциональная реакция; и по-серьёзке мало кому интересно строить общение только на эмоциональных реакциях и на их описании, и мало кто выдерживает при них присутствовать; мне вот хватило собственных детей - и то даже для них я не всегда была родителем, который может объяснить, что происходит, и создать безопасную зону для высказывания эмоций; а уж быть таким человеком для другого взрослого - я таких людей не знаю, кому это в кайф делать подолгу; наверняка они есть, и наверняка они сделали уже себе работу из своего таланта)
Так вот, в моей юности было страшно важно высказывать эмоцию - раз, словами - два. Мы все писали, мы все пели о чем писали, мы были страшно чуткими и ужасно нежными в свои шестнадцать; шторка падает, в следующей сцене мне двадцать восемь, двое детей, трёхлетний недосып, и, высказывая эмоцию в тот момент, когда я её переживаю, я превращаюсь в полубезумную истеричку.
С этим надо было что-то делать, но что?
Все дети растут изнутри наружу, их побуждает меняться постоянно развивающаяся личность. Я не видела таких взрослых. Абсолютное большинство моих знакомых меняются от того, что изменилась жизнь вокруг них, и прежние законы больше не работают. Некотрые отстраиваются сразу - ветер сменился, и они уже совсем другие. Некоторые - растут постепенно, как дети и деревья вокруг. Некоторые (вот как я) годами пытаются вернуть изначальную договорённость, и пытаются и пытаются и пытаются - так, что все вокруг привыкают считать их чем-то постоянным, - а потом - хоба! - в какой-то момент оказываются за точкой невозврата, переворачиваются через голову и вовсю живут по-другому. Это пиздец как больно и это тяжело как пиздец пережить - собственно, это и есть пиздец в его значении "край, за которым прежнее существование невозможно".
Так вот, увидев глазами другого человека, что все мои тексты - которыми я вообще-то намеревалась хвастаться своей прекрасной жизнью, - в глазах тех, для кого я их тогда писала, выглядят как беспрерывный поток жалоб и недовольства, я убрала - во всяком случае, попыталась, - весь эмоциональный шум. Мы тогда уже были знакомы со Стрейнджером, он мне в качестве примера подсунул "Общую тетрадь" Аготы Кристоф - "...вместо 'наша бабушка пиздец' писать 'все вокруг считают нашу бабушку ведьмой'". А ещё несколькими годами раньше, до рождения детей, я попросила приятеля, великолепного редактора, посмотреть одну мою повесть - и он был очень бережен в формулировках, но примерно треть текста убрал. И объяснил, за что. Это сделало меня на два дня очень несчастным человеком, на пару недель - очень глубоко задумавшимся писателем, на пару лет - отличным компаньоном редактору, ещё на несколько лет - очень жёстким редактором. Так что, когда, с одной стороны, мне захотелось изменить то, что я транслирую своими записями, а с другой - мне показали один из инструментов, как это сделать, - я уже хорошо представляла себе объём всей остальной фигачечной. Пишу я много, в основном - о себе и о том, что происходит вокруг меня.
Конечная-то цель у меня была не в том, чтобы совсем-пресовсем убрать описания эмоций из текста, а в том, чтобы осознавать это и управлять этим. Чтобы просить передать соль, когда я хочу соли, а говорить об испорченной жизни - той суке, которая это сделала, в тот момент, когда я считаю нужным.
Потому что да, жизнь без эмоций похожа на секс с гладкой каменной стенкой - нечем, некуда и вообще непонятно зачем; но, с другой стороны, плавать в эмоциях неуправляемых и неосознаваемых может быть интересно только тому, кто в них в данный момент находится. Общаться с таким человеком очень тяжело - он непредсказуем в самом худшем смысле этого слова, причем проявляется в весьма узком спектре - эйфория, недовольство, жалоба, отчаянье, бессилие. Ни точек опоры, ни умения держать долговременные проекты, никакого развития - ничего такого, что придавало бы смысла бесконечному эмоциональному переживанию. А тексты такие - и вовсе одноразовые: посмотрел один раз журнал, полный описания эмоций и состояний - и всё, второй раз по своей воле - не откроешь. Поэтому я так люблю читать и писать о сделанном, и так, чтобы было видно, что перед каждым делом стоит мысль, его придумавшая, и чувство, его родившее, а за каждым делом - чувство, им рождённое, и мысль о результате.
Надо Хейли перечесть, вот что. Кажется, по-настоящему дозрела.
