летние вечера

у меня на столе лежит ключ из чужой квартиры, ключ от ничего; на нем цифирка. когда-нибудь я набью его на левом плече - и это будет значить "вблизи вещи не такие, какими кажутся издалека" и кое-что еще; ужасная банальность, а как же.

Мы с родителями переехали в Царицыно в 1991 году, когда мне было шестнадцать; окончательно съехала я оттуда в 2001, в двадцать пять; то есть десять лет я там прожила. Гуляла с собакой - медленно стареющей, потом совсем старенькой; нам обеим не нравилось дорожно-машинное Царицыно, мы привыкли к вольному лесному Бирюлеву. Соседка Марина приучила нас гулять на кладбище - там и осколков стекла не было, и людей почти не встречалось, а значит, она могла спустить с поводка своих мастин-наполитан без риска кого-нибудь покалечить.
Марина меня интересовала ваще всегда. Во-первых, она была дивным говорителем в самом высоком смысле этого слова - парой фраз могла рассмешить, изумить, напугать и снова рассмешить. Сейчас вокруг меня все так разговаривают, а раньше почти никого такого не было - чтобы и смешно, и глубоко, и со знакомыми цитатами, в общем, в лучших традициях ЖЖ. Во-вторых, она жила в своем собственном ритме: выходила с собаками в два-три часа ночи, вставала заполдень, нигде не работала - и, как я думала, занималась чем-то очень интересным. В-третьих, у нее было очень много животных.
В Подмосковье есть Парк птиц - маленький частный зоопарк; я думаю, что его создал человек, которому в детстве не разрешали ни рыбок, ни птичек, ни собачек - и вот он вырос, заработал денег и оторвался по полной программе.
Таким отрывом мне казался Маринин дом. В самый пик у нее было четыре собаки и десяток кошек (и сколько-то котят), и со стороны это выглядело совершеннейшим раем. Мне очень хотелось с Мариной сблизиться, но какие общие интересы могли у нас быть? Мне шестнадцать и я вся в понтах, комплексах, рванине и булавках, а у нее свой собственный ритм жизни.
К моим девятнадцати мы вместе гуляли с собаками: поднимались вверх по Веселой улице до парка, обходили его по кругу и спускались вниз к дому, а потом засиживались на лавочке за разговорами. Марина рассказывала, а я офигевала - и от открытости ее, и от того, как интересна ее жизнь, и от того, что взрослый рассказывает мне о себе - как настоящей! Говорю же, это был натуральный оффлайновый ЖЖ.
Когда осенью похолодало, мы переместились к Марине домой - я сидела там, окруженная котами и собаками, и слушала, и проповедовала Светлые Идеи (почти все мои знакомые в юности хотели спасти мир или, наоборот, взорвать его ко всем чертям, а главное, абсолютно точно знали, как это надо сделать). Тогда оказалось, что, подбираясь к человеку поближе, находишь совсем другое, чем предполагал, общаясь с ним издалека - это очень, очень простое правило, работает оно ваще всегда, но я каждый раз об него удивляюсь.
Но все это было потом, когда похолодало. А тем первым летом мы просто гуляли и сидели на лавочке, иногда закинув собак домой. Был май, вокруг оглушительно пахло жасмином и звучало соловьями; Марина рассказывала, а я слушала.

летние вечера

у меня на столе лежит ключ из чужой квартиры, ключ от ничего; на нем цифирка. когда-нибудь я набью его на левом плече - и это будет значить "вблизи вещи не такие, какими кажутся издалека" и кое-что еще; ужасная банальность, а как же.

Мы с родителями переехали в Царицыно в 1991 году, когда мне было шестнадцать; окончательно съехала я оттуда в 2001, в двадцать пять; то есть десять лет я там прожила. Гуляла с собакой - медленно стареющей, потом совсем старенькой; нам обеим не нравилось дорожно-машинное Царицыно, мы привыкли к вольному лесному Бирюлеву. Соседка Марина приучила нас гулять на кладбище - там и осколков стекла не было, и людей почти не встречалось, а значит, она могла спустить с поводка своих мастин-наполитан без риска кого-нибудь покалечить.
Марина меня интересовала ваще всегда. Во-первых, она была дивным говорителем в самом высоком смысле этого слова - парой фраз могла рассмешить, изумить, напугать и снова рассмешить. Сейчас вокруг меня все так разговаривают, а раньше почти никого такого не было - чтобы и смешно, и глубоко, и со знакомыми цитатами, в общем, в лучших традициях ЖЖ. Во-вторых, она жила в своем собственном ритме: выходила с собаками в два-три часа ночи, вставала заполдень, нигде не работала - и, как я думала, занималась чем-то очень интересным. В-третьих, у нее было очень много животных.
В Подмосковье есть Парк птиц - маленький частный зоопарк; я думаю, что его создал человек, которому в детстве не разрешали ни рыбок, ни птичек, ни собачек - и вот он вырос, заработал денег и оторвался по полной программе.
Таким отрывом мне казался Маринин дом. В самый пик у нее было четыре собаки и десяток кошек (и сколько-то котят), и со стороны это выглядело совершеннейшим раем. Мне очень хотелось с Мариной сблизиться, но какие общие интересы могли у нас быть? Мне шестнадцать и я вся в понтах, комплексах, рванине и булавках, а у нее свой собственный ритм жизни.
К моим девятнадцати мы вместе гуляли с собаками: поднимались вверх по Веселой улице до парка, обходили его по кругу и спускались вниз к дому, а потом засиживались на лавочке за разговорами. Марина рассказывала, а я офигевала - и от открытости ее, и от того, как интересна ее жизнь, и от того, что взрослый рассказывает мне о себе - как настоящей! Говорю же, это был натуральный оффлайновый ЖЖ.
Когда осенью похолодало, мы переместились к Марине домой - я сидела там, окруженная котами и собаками, и слушала, и проповедовала Светлые Идеи (почти все мои знакомые в юности хотели спасти мир или, наоборот, взорвать его ко всем чертям, а главное, абсолютно точно знали, как это надо сделать). Тогда оказалось, что, подбираясь к человеку поближе, находишь совсем другое, чем предполагал, общаясь с ним издалека - это очень, очень простое правило, работает оно ваще всегда, но я каждый раз об него удивляюсь.
Но все это было потом, когда похолодало. А тем первым летом мы просто гуляли и сидели на лавочке, иногда закинув собак домой. Был май, вокруг пахло жасмином и звучало соловьями; Марина рассказывала, а я слушала.

летние вечера

у меня на столе лежит ключ из чужой квартиры, ключ от ничего; на нем цифирка. когда-нибудь я набью его на левом плече - и это будет значить "вблизи вещи не такие, какими кажутся издалека" и кое-что еще; ужасная банальность, а как же.

Мы с родителями переехали в Царицыно в 1991 году, когда мне было шестнадцать; окончательно съехала я оттуда в 2001, в двадцать пять; то есть десять лет я там прожила. Гуляла с собакой - медленно стареющей, потом совсем старенькой; нам обеим не нравилось дорожно-машинное Царицыно, мы привыкли к вольному лесному Бирюлеву. Соседка Марина приучила нас гулять на кладбище - там и осколков стекла не было, и людей почти не встречалось, а значит, она могла спустить с поводка своих мастин-наполитан без риска кого-нибудь покалечить.
Марина меня интересовала ваще всегда. Во-первых, она была дивным говорителем в самом высоком смысле этого слова - парой фраз могла рассмешить, изумить, напугать и снова рассмешить. Сейчас вокруг меня все так разговаривают, а раньше почти никого такого не было - чтобы и смешно, и глубоко, и со знакомыми цитатами, в общем, в лучших традициях ЖЖ. Во-вторых, она жила в своем собственном ритме: выходила с собаками в два-три часа ночи, вставала заполдень, нигде не работала - и, как я думала, занималась чем-то очень интересным. В-третьих, у нее было очень много животных.
В Подмосковье есть Парк птиц - маленький частный зоопарк; я думаю, что его создал человек, которому в детстве не разрешали ни рыбок, ни птичек, ни собачек - и вот он вырос, заработал денег и оторвался по полной программе.
Таким отрывом мне казался Маринин дом. В самый пик у нее было четыре собаки и десяток кошек (и сколько-то котят), и со стороны это выглядело совершеннейшим раем. Мне очень хотелось с Мариной сблизиться, но какие общие интересы могли у нас быть? Мне шестнадцать и я вся в понтах, комплексах, рванине и булавках, а у нее свой собственный ритм жизни.
К моим девятнадцати мы вместе гуляли с собаками: поднимались вверх по Веселой улице до парка, обходили его по кругу и спускались вниз к дому, а потом засиживались на лавочке за разговорами. Марина рассказывала, а я офигевала - и от открытости ее, и от того, как интересна ее жизнь, и от того, что взрослый рассказывает мне о себе - как настоящей! Говорю же, это был натуральный оффлайновый ЖЖ.
Когда осенью похолодало, мы переместились к Марине домой - я сидела там, окруженная котами и собаками, и слушала, и проповедовала Светлые Идеи (почти все мои знакомые в юности хотели спасти мир или, наоборот, взорвать его ко всем чертям, а главное, абсолютно точно знали, как это надо сделать). Тогда оказалось, что, подбираясь к человеку поближе, находишь совсем другое, чем предполагал, общаясь с ним издалека - это очень, очень простое правило, работает оно ваще всегда, но я каждый раз об него удивляюсь.
Но все это было потом, когда похолодало. А тем первым летом мы просто гуляли и сидели на лавочке, иногда закинув собак домой. Был май, вокруг пахло жасмином и звучало соловьями; Марина рассказывала, а я слушала.