24 июля - мои именины, про которые я обычно забываю, ибо большую часть жизни прожила некрещеной; а дни ангела вроде как к некрещеным людям не относятся. Плюс еще когда-то давным-давно я узнала, что (только не смейтесь!) чем ближе день ангела ко дню рождения, тем лучше ангел помогает своим тезкам. А у меня день рождения - 24 января, ровно половинка года, дальше просто не бывает. В общем, в юности я решила, что именин у меня нету, потому никогда не праздновала этот день; впрочем, дай мне волю, я и про собственный день рождения забыла бы. Вон, мы недавно с Сережкой вспоминали, когда у Вики день рождения, предлагали варианты, так ни до чего и не договорились, полезли в документы... Оказалось, что муж мой правильно вспомнил число, а я - месяц рождения нашей младшенькой.
Впрочем, о моих нежных отношениях с календарем я вам как-нибудь в другой раз расскажу. А этот спич - о том, как меня крестили (все-таки именины сегодня, и теперь эта дата ко мне вроде бы относится. Я, правда, все равно об этом постоянно забываю).
Итак, дело было глубокой зимой, хотя на календаре высвечивался март (опять этот календарь!) двухтысячного года. Мои друзья пригласили всю нашу тогдашнюю компанию на крестины своих детей - а, поскольку детей было целых четверо, то почти все из нас были приглашены в крестные. Меня попросили стать крестной самой младшей из ребенков - очаровательной девочки, в которую я была заочно влюблена; и я, конечно, согласилась - сказав при этом: "Ребята, я счастлива, что вы мне доверяете, но я некрещеная и креститься не собираюсь. Поэтому придумайте что-нибудь..."
В общем-то, происходи это дело сейчас - я бы, конечно, отказалась (как, собственно, и отказываюсь). Но я была молода, малышка мне очень нравилась, а в голове у меня в тот момент происходило странное. То мне хотелось лечь и умереть, то меня носило на крыльях любви ко всему человечеству, то я рыдала полночи от того, что меня никто не любит, то нежно и трепетно обнимала унитаз после каждой трапезы... Сделать тест на беременность мне тогда в голову не пришло - я была уверена, что со мной все в порядке, и не ошибалась - вот только порядок уже был принципиально другим.
Впрочем, две полоски я увидела значительно позже. Пока же я даже не подозревала о своем интересном положении (и что в нем такого интересного?), вот только соображала плохо и истерила сильно.
А о том, что я некрещеная, все прекрасно знали; потому вариант "появиться в церкви, не надевая крестика, и просто выступить в роли крестной" не проходил - тогда еще мне было небезразлично мнение окружающих, да и сходу нарушать чужие правила - не хотелось. Потому я решила креститься.
Объявив об этом родителям маленькой девочки, я купила несколько серебряных крестиков (один для себя, остальные- - на всякий случай), и ранним утром до рассвета (зима была, вы помните об этом?) поехала на крестины.
Ехать нужно было долго. Собирались мы на Красногвардейской, и оттуда ехали на машинах - я, конечно, спала по дороге, потому что и так люблю поспать, а уж беременная-то и вовсе от подушки не отлипала. Все, конечно, ржали надо мной - вон, мол, мы еще тронуться не успели, а Крыська уже храпит, - но это уже стало доброй традицией. Где-то в середине пути нас встретили родители детей и дети родителей, ехавших на те же крестины (это я путано пишу, наверное, да? Суть в том, что ехали мы куда-то в пригород, чуть ли не в Александров, а ребята, пригласившие нас крестными, жили между Москвой и этим самым пригородом), но это меня не особенно разбудило.
Когда мы четырьмя машинами припарковались у церкви, было солнце. Я по-прежнему спала, но уже вполне двигалась - даже вышла из машины покурить, поболтала с ребятами, походила по снежку... сонная одурь никак не желала исчезать, и все, чего я хотела в тот момент - оказаться снова дома, под одеялком, даже без чая и книжечки, и чтобы меня не трогали, не тащили никуда, не морозили и не тормошили... Как раздеваться? Это что же я, по-вашему, буду в церкви голая стоять? Не, мне, в общем-то, не впадлу, но тут же люди...
Почему-то никому из наших не пришло в голову, что крестят людей обычно обнаженными, и никто не захватил для меня какое-нибудь полотенце - зато Наташка Рыжик, зная мое распиздяйство, взяла из дому алый платок - укутывать космы. Я повязала это алое великолепие на манер банданы и начала раздеваться (по-прежнему не просыпаясь). Сняла ботинки, носочки, брюки (попутно похвалив себя за своевременную эпиляцию ног), потянула вверх свитер...
Меня вовремя остановили. Кастелянша (или как это называется - такая специфическая тетушка при храме, вроде кладовщицы или завхоза), гремя ключами, повела меня (полураздетую, в гриндерах на босу ногу) куда-то под лестницу, выдала простынь: "Закутайся, чадо, от греха подальше". И поворчала что-то ласковое на тему безголовой молодежи.
Я вернулась к своим, разделась и закуталась в простыню. Публичная нагота меня давным-давно не смущала - с того момента, как мы с Катей побеждали стыдливость, купаясь нагишом в Кузьминках. Единственное, что напрягало - это то, как я буду держать ребенка, которому выступаю странной крестной. Тем более, что я уже начинала просыпаться и осознавать, что мои шнурки волочатся чуть ли не через всю церковь (и на них наступают и пачкают!), а мои брунетистые волосы, покрытые алым платком, и брусничного цвета трусы, просвечивающие сквозь снежно-белую простыню, создают интересное цветовое пятно, которое привлекает внимание среди шуб и шапок.
Холодно мне не было, но было неудобно - ботинки хлюпали и шлепали, простыня все время куда-то уезжала и задиралась, а маленькая девочка, которую мне все-таки вручили, оказалась хоть и сладкой, но удивительно тяжелой.
Крестили не только наших деток - в церкви было полно народу, все тепло одетые, все с камерами - щелк-щелк, блюм-блюм, - одна я в простыне.
Сначала должны были крестить меня.
- Подойди, чадо, - сказал молоденький священник, стящий перед купелью.
Я передала маленькую девочку ее крестному и подошла. С меня сняли платок, срезали четыре прядки, намазали лоб елеем...
- Мне в купель залезать, да? - жалобно спросила я: купель была чуть больше обычной кухонной раковины, да и стояла довольно высоко.
- Нет, - улыбнулся священник. - Мы тебя окатим. Распахни простыню.
Я распахнула. Мой бюст пятого размера с радостью вырвался на волю. Священник неодобрительно посмотрел на брусничного цвета кружевные трусы, но ничего не сказал, и щедро окатил меня теплой водой - с головы до ног.
Вокруг защелкали объективы, завспыхивали вспышки - никто не желал упустить такого развлекалова.
- Прекратите фотографировать, - запоздало воскликнул дьяк (кажется, именно так называют помощника священника - или я ошибаюсь?).
Я закуталась в простыню, которая моментально прилипла к телу, категорически отказываясь что-либо скрывать.
Вот такой - мокрой, смешной, с расползающимися в разные стороны остатками прически, с маленькой девочкой на руках - меня и сфотографировал парень из нашей компании. Я долго просила фотку, но почему-то так ее и не получила. Впрочем, это и к лучшему - ярче воспоминания.
Я прохладно отношусь к религии и церкви как социальному институту, но свой крестик ношу с радостью.
А теперь можете обвинять меня в кощунстве.
Впрочем, о моих нежных отношениях с календарем я вам как-нибудь в другой раз расскажу. А этот спич - о том, как меня крестили (все-таки именины сегодня, и теперь эта дата ко мне вроде бы относится. Я, правда, все равно об этом постоянно забываю).
Итак, дело было глубокой зимой, хотя на календаре высвечивался март (опять этот календарь!) двухтысячного года. Мои друзья пригласили всю нашу тогдашнюю компанию на крестины своих детей - а, поскольку детей было целых четверо, то почти все из нас были приглашены в крестные. Меня попросили стать крестной самой младшей из ребенков - очаровательной девочки, в которую я была заочно влюблена; и я, конечно, согласилась - сказав при этом: "Ребята, я счастлива, что вы мне доверяете, но я некрещеная и креститься не собираюсь. Поэтому придумайте что-нибудь..."
В общем-то, происходи это дело сейчас - я бы, конечно, отказалась (как, собственно, и отказываюсь). Но я была молода, малышка мне очень нравилась, а в голове у меня в тот момент происходило странное. То мне хотелось лечь и умереть, то меня носило на крыльях любви ко всему человечеству, то я рыдала полночи от того, что меня никто не любит, то нежно и трепетно обнимала унитаз после каждой трапезы... Сделать тест на беременность мне тогда в голову не пришло - я была уверена, что со мной все в порядке, и не ошибалась - вот только порядок уже был принципиально другим.
Впрочем, две полоски я увидела значительно позже. Пока же я даже не подозревала о своем интересном положении (и что в нем такого интересного?), вот только соображала плохо и истерила сильно.
А о том, что я некрещеная, все прекрасно знали; потому вариант "появиться в церкви, не надевая крестика, и просто выступить в роли крестной" не проходил - тогда еще мне было небезразлично мнение окружающих, да и сходу нарушать чужие правила - не хотелось. Потому я решила креститься.
Объявив об этом родителям маленькой девочки, я купила несколько серебряных крестиков (один для себя, остальные- - на всякий случай), и ранним утром до рассвета (зима была, вы помните об этом?) поехала на крестины.
Ехать нужно было долго. Собирались мы на Красногвардейской, и оттуда ехали на машинах - я, конечно, спала по дороге, потому что и так люблю поспать, а уж беременная-то и вовсе от подушки не отлипала. Все, конечно, ржали надо мной - вон, мол, мы еще тронуться не успели, а Крыська уже храпит, - но это уже стало доброй традицией. Где-то в середине пути нас встретили родители детей и дети родителей, ехавших на те же крестины (это я путано пишу, наверное, да? Суть в том, что ехали мы куда-то в пригород, чуть ли не в Александров, а ребята, пригласившие нас крестными, жили между Москвой и этим самым пригородом), но это меня не особенно разбудило.
Когда мы четырьмя машинами припарковались у церкви, было солнце. Я по-прежнему спала, но уже вполне двигалась - даже вышла из машины покурить, поболтала с ребятами, походила по снежку... сонная одурь никак не желала исчезать, и все, чего я хотела в тот момент - оказаться снова дома, под одеялком, даже без чая и книжечки, и чтобы меня не трогали, не тащили никуда, не морозили и не тормошили... Как раздеваться? Это что же я, по-вашему, буду в церкви голая стоять? Не, мне, в общем-то, не впадлу, но тут же люди...
Почему-то никому из наших не пришло в голову, что крестят людей обычно обнаженными, и никто не захватил для меня какое-нибудь полотенце - зато Наташка Рыжик, зная мое распиздяйство, взяла из дому алый платок - укутывать космы. Я повязала это алое великолепие на манер банданы и начала раздеваться (по-прежнему не просыпаясь). Сняла ботинки, носочки, брюки (попутно похвалив себя за своевременную эпиляцию ног), потянула вверх свитер...
Меня вовремя остановили. Кастелянша (или как это называется - такая специфическая тетушка при храме, вроде кладовщицы или завхоза), гремя ключами, повела меня (полураздетую, в гриндерах на босу ногу) куда-то под лестницу, выдала простынь: "Закутайся, чадо, от греха подальше". И поворчала что-то ласковое на тему безголовой молодежи.
Я вернулась к своим, разделась и закуталась в простыню. Публичная нагота меня давным-давно не смущала - с того момента, как мы с Катей побеждали стыдливость, купаясь нагишом в Кузьминках. Единственное, что напрягало - это то, как я буду держать ребенка, которому выступаю странной крестной. Тем более, что я уже начинала просыпаться и осознавать, что мои шнурки волочатся чуть ли не через всю церковь (и на них наступают и пачкают!), а мои брунетистые волосы, покрытые алым платком, и брусничного цвета трусы, просвечивающие сквозь снежно-белую простыню, создают интересное цветовое пятно, которое привлекает внимание среди шуб и шапок.
Холодно мне не было, но было неудобно - ботинки хлюпали и шлепали, простыня все время куда-то уезжала и задиралась, а маленькая девочка, которую мне все-таки вручили, оказалась хоть и сладкой, но удивительно тяжелой.
Крестили не только наших деток - в церкви было полно народу, все тепло одетые, все с камерами - щелк-щелк, блюм-блюм, - одна я в простыне.
Сначала должны были крестить меня.
- Подойди, чадо, - сказал молоденький священник, стящий перед купелью.
Я передала маленькую девочку ее крестному и подошла. С меня сняли платок, срезали четыре прядки, намазали лоб елеем...
- Мне в купель залезать, да? - жалобно спросила я: купель была чуть больше обычной кухонной раковины, да и стояла довольно высоко.
- Нет, - улыбнулся священник. - Мы тебя окатим. Распахни простыню.
Я распахнула. Мой бюст пятого размера с радостью вырвался на волю. Священник неодобрительно посмотрел на брусничного цвета кружевные трусы, но ничего не сказал, и щедро окатил меня теплой водой - с головы до ног.
Вокруг защелкали объективы, завспыхивали вспышки - никто не желал упустить такого развлекалова.
- Прекратите фотографировать, - запоздало воскликнул дьяк (кажется, именно так называют помощника священника - или я ошибаюсь?).
Я закуталась в простыню, которая моментально прилипла к телу, категорически отказываясь что-либо скрывать.
Вот такой - мокрой, смешной, с расползающимися в разные стороны остатками прически, с маленькой девочкой на руках - меня и сфотографировал парень из нашей компании. Я долго просила фотку, но почему-то так ее и не получила. Впрочем, это и к лучшему - ярче воспоминания.
Я прохладно отношусь к религии и церкви как социальному институту, но свой крестик ношу с радостью.
А теперь можете обвинять меня в кощунстве.
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}