тот город

Москва окончательно утратила знакомые мне черты. С одной стороны - общегородские правила наружной рекламы явно ей к лицу; визуально Москва стала чище и ровнее; с другой - по меткому высказыванию Харона, с неё посковыривали все признаки жизни - нелепой, временами растяпистой и абсолютно живой, - а на их месте пока не выросло ничего, и ещё долго ничего не вырастет. Мой город времён девяностых и двухтысячных куда-то делся с моим отъездом, а из него выросла такая кагбе Москва советских времён, которую будто бы восстанавливала бригада творческих узбеков по фильмам шестидесятых годов, иногда чёрно-белым, а иногда и немым.
Москва, в которой я не родилась и не выросла, заигрывала со мной так, как с моими друзьями заигрывает Варна: город был полон по-настоящему вежливых людей, желающих помочь потерявшемуся туристу; нам показывали дорогу, дарили проездные на метро, разве что за ручку не отводили туда, куда нам нужно; Москва очень, очень старалась понравиться.
Город, с которым у меня ничего не связано, город, в котором я не гуляла с девочками и не хоронила мальчиков, не тусила дни напролёт на центральных площадях, не покупала пиво и не стреляла сигареты, не искала вписки для приятелей и приятелей для подружек, город, на окраине которого мы с собакой не обгуляли ближайшие леса и деревни - город, который имеет право превращаться в кинематографический образ себя, - был очень красив все те дни, что мы провели вместе. Я с огромным удовольствием показывала дочкам-южным-провинциалкам разные столичные интересности и заграничные особенности - и считала часы до возвращения в Варну.
Улетала с удивившим меня саму чувством. В прошлый приезд я беззвучно кричала: ааа тут всё не так тут всё не как я люблю всё моё куда-то делось ааа хочу в Варну ааа какое щасте что мы уехали! - а в этот я чувствую себя одинаково чужаком в обоих городах. В Москве мне близок язык, в Варне - всё остальное. В Москве у меня остались только друзья и квартира, больше ничего моего там нет; в Варне моё сердце прикопано под одной плакучей ивой, но своей тут я не стану никогда, и это ещё больше чувствуется после короткого визита в страну родного языка, где я так никогда и не стала своей.
Удивительно в этом чувстве то, что оно меня устраивает. Да, я иммигрант, у меня короткие волосы и серые глаза, это не хорошо и не плохо, это данность. Всё моё у меня внутри и его я ношу с собой, куда бы ни пришла - и именно оно разворачивает передо мной мир как волшебный клубок.
Впрочем, это совсем другая история.

новая игрушка

Пять дней черно-белых картинок из жизни; ни людей, ни объяснений. Конечно, я в игре!

Номер раз.

кртк стрк

Съездила за шторами - привезла два тёплых платьишка.
Шторы, впрочем, тоже купила; хотела две - диван застелить на зиму чем-нибудь оранжевым, - а купила пять, дивного тона и дивного вида - вот этот оранжевый и красный со скользковатым отблеском, видимым на последней картинке в подборке, внутри меня живёт между сердцем и диафрагмой, и теперь, входя в гостиную, полную этого цвета, я чувствую себя внутри коробочки с чудесами.
Иногда мне становится так сильно жалко денег в пересчёте на часы моей работы, что я начинаю считать их впустую потраченными. А потом смотрю на этот лёгкий отблеск - и между сердцем и диафрагмой становится тепло. "Если хочеть за что-то впустую потраченное себя поупрекать - вспомни что-нибудь действительно пустое", - говорю я себе, и тут же думаю: а лучше просто расслабься, всё не зря.