я дома

Вернулась из Питера.
Пытаюсь своим рассказать, как все было - не получается; замолкаю, засыпаю, не могу проснуться.
Впрочем, Стрейнджер уже рассказал самое главное. ФРАМовский фестиваль был велик и обилен; мы сидели в натуральных катакомбах - первые два помещения кое-как обжиты, а под ними - бесконечные каменные переходы из темноты в свет, где раньше умирали люди. И теплые комнаты, где варят кофе. И любая арка может вести куда угодно. И нечего есть, негде пописать*, неудобно сидеть и великолепные тексты. И холод, и темнота, и драматический свет, поставленный так умело, что авторам хотелось крикнуть: "Замри! И подбородок вверх!" И любимые люди рядом. Всего было так много, что сердце мое иногда не выдерживало и отрубало голову напрочь. К ночи я был мертв, как только может быть мертв вполне себе самодвижущийся человек.
Попозже повешу картинки с людьми - плохие и мало.







______
* - немного подвираю - можно было найти и еду, и туалет; просто не склалось.

я дома

Вернулась из Питера.
Пытаюсь своим рассказать, как все было - не получается; замолкаю, засыпаю, не могу проснуться.
Впрочем, Стрейнджер уже рассказал самое главное. ФРАМовский фестиваль был велик и обилен; мы сидели в натуральных катакомбах - первые два помещения кое-как обжиты, а под ними - бесконечные каменные переходы из темноты в свет, где раньше умирали люди. И теплые комнаты, где варят кофе. И любая арка может вести куда угодно. И нечего есть, негде пописать*, неудобно сидеть и великолепные тексты. И холод, и темнота, и драматический свет, поставленный так умело, что авторам хотелось крикнуть: "Замри! И подбородок вверх!" И любимые люди рядом. Всего было так много, что сердце мое иногда не выдерживало и отрубало голову напрочь. К ночи я был мертв, как только может быть мертв вполне себе самодвижущийся человек.
Попозже повешу картинки с людьми - плохие и мало.







______
* - немного подвираю - можно было найти и еду, и туалет; просто не склалось.