![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
2002 год
Мне 26 лет, и я - толстая тупая домохозяйка. Я снова беременна и выгляжу, как бегемот, проглотивший кита (как очень счастливый бегемот, надо добавить). Я гуляю по Бирюлеву - по местам своего детства, - пишу короткие трогательные текстики, по возможности подрабатываю, но в основном занимаюсь домом, семьей и домашним хозяйством. В моей жизни не происходит ничего внешне интересного и интригующего - все события перенесены внутрь, в семью.
Я учусь быть вместе - с мужем, с дочкой и с огромным круглым пузом; и, чем ближе к лету, тем сильнее я паникую.
Мне придется рожать - то есть придется по-любому, этого никто за меня не сделает. Это будет страшно, больно и неотвратимо, и все сорок с лишним недель эта мысль отравляет мне беременность.
Я по-прежнему сижу на формуе Экслера - там уже тусовка, в меру интересная, в меру своя. Дымка и Нина - мои форумные приятельницы - спасают меня от однообразия жизни: они вывозят меня на форумные пикники, берут с собой в баню, приезжают в гости, зовут к себе... Я появляюсь в ЖЖ, мне ужасно нравится новая игрушка, я активно общаюсь - потому, что если не буду видеть, что есть и другая жизнь, то попросту свихнусь.
М.А., мой доктор в Сеченовке, настаивает, чтобы я улеглась в роддом пораньше; и я слушаюсь его, вспоминая, как в прошлый раз ехала на папе со схватками. 6 июня меня прописывают в отделении патологии беременности, больше напоминающем городской санаторий для богатых беременных девочек и дам солидного возраста. Там разрешены и нерегламентированы посещения, и ко мне приезжают все, кому не лень; и кому лень - приезжают тоже. Дымка и Нина появляются буквально через день, привозят всякие лакомства и форумные сплетни; Юлька приезжает почти каждый день, а когда не появляется сама - сидит с Дашкой, отпуская ко мне Сережку; а с ним мы вовсю пользуемся преимуществами отдельной палаты, запирающейся на ключ.
Там же, в Сеченовке, спускаясь на лифте, я встречаюсь с Лерой - акушеркой, принимавшей у меня Данечку. "Ой", - говорит Лера, входя в лифт, и в ее глазах читается незаданный вопрос: "А ты-то тут что делаешь?" Вечером я захожу к Лере в ординаторскую, и мы треплемся полночи - благо, срочных вызовов нет.
>Лера - чудный человек, настолько правильный и интересный, что я теперь питаю слабость к этому имени :)<
Я много общаюсь и в патологии - каждый вечер мы всем отделением пьем чай в столовой и вволю трындим; и я смотрю во все глаза на красивых беременных девочек - зрелище, к которому я всю жизнь была неравнодушна.
Моя соседка (дама из соседней палаты) рассказывает, как одна е знакомая рожала, почитывая книжечку, и меня осеняет: если я приберегу на День Икс какую-нибудь захватывающую Донцову, то, вполне возможно, буду меньше нервничать (а то и вовсе ничего не замечу). И откладываю себе одну из новых Донцовых, привезенных накануне Ниной и Дымкой.
19 июня, рано утром, после бессонной ночи, я спускаюсь на второй этаж Сеченовки, в родильное отделение - с пакетиком, в котором шампунь, смена одежды, смена белья, бутыль с водой и интересная книжка. Вике пора появляться на свет.
Я интересуюсь, чья сегодня акушерская смена, и, получив устраивающий меня ответ, вытяриваюсь на койке: рыпаться мне еще рано, я еще даже книжку не открывала. Мне выдают больничную рубаху, я подкалываю волосы, в этот момент приходит смена. Лера входит в палату, видит меня - я машу ей рукой, пронзительно улыбаясь, - бледнеет лицом и убегает в коридор. "Девочки", - стонет она в ординаторской, - "Сейчас ТАКОЕ будет! Сейчас Оля будет рожать, и нам всем будет что послушать. Угораздило же меня второй раз..."
Когда Лера возвращается, я вальяжно прохаживаюсь по коридору в больничной рубашке, с мобильником в одной руке, с книжкой - в другой, и с невозмутимым выражением лица читаю творчество мадам Донцовой. Студенты- практиканты недоуменно разглядывают меня - не совсем понятно, что я тут такая делаю, но уж больно место специфическое.
Вначале я просто читаю книжку, но потом мне становится скучно. В это же время вместе со мной рожает Марьяна - но у нее первый ребенок, ей страшно и плохо, как было страшно и плохо мне полтора года назад, и я ее отвлекаю-развлекаю, дышу с ней вместе и растираю ей спинку. "Лер, ты чего", - удивляются акушерки, глядя на меня. - "Нормальная баба, не орет, не зовет на помощь, не кричит "да чтобы я еще хоть раз кому дала!" Лера недоверчиво улыбается - мол, погодите, сейчас будет шоу с фейерверками.
Через несколько часов прогулок по коридору у меня начинают болеть ноги. Девочки, спустившиеся одновременно со мной и чуть раньше, уже давным-давно отстрелялись, а я все прохаживаюсь... Вика сидит тише воды, ниже травы, и выходить наружу совершенно не собирается. "Слушай," - предлагает мне завотделением. - "Давай-ка под капельницу, а то ты у нас так до вечера гулять будешь". - "А и буду," - отвечаю я. - "У меня еще двадцать восемь страниц недочитано". - "Потом дочитаешь," - улыбается завотделением, похожий на мягкого ласкового голубого, и сует меня под капельницу.
"Девочки", - говорю я акушеркам. - "Сейчас я, наверное, какое-то время покричу, мне просто так легче будет. Мне не плохо, все в порядке, если что-то пойдет не так - я вас позову." Сказать, что Лера в ахуе - значит промолчать: полтора года назад я не отпускала ее от себя ни на секунду, начиная горько рыдать, как только акушерка выходила покурить.
Я начинаю распеваться: ойойойой, как мне плохо а-а-а-а! - на вокале схватки переносить легче, - а потом вдруг ору: "Юлька, сюда, я сейчас рожу!" Дежурный гинеколог Юля пожимает плечами: "Ты десять минут лежишь под капельницей, рано еще!" - "А ты сама посмотри!" - ору я, понимая, что совершенно права. Юля смотрит и орет в коридор: "Каталку мне, живо! А то мы сейчас тут на кровати родим..." И еще через пятнадцать минут у меня на животе лежит горячая мокрая Виконька, беленькая и страшненькая :)
>Не было ни выматывающих силы долгих схваток, ни тягостной боли в расходящихся бедрах - собственно, больно мне было только то время, что я под капельницей лежала, а потом уже было не до того - мы работали всей бригадой, рожая Вику. В общей сложности, больно мне было двадцать пять минут, а боялась я этого сорок с лишним недель. Блин, столько времени просрать на пустые неоправданные страхи...<
Лера моет Виконьку под краном, показывает мне ее еще раз - "Посмотри, какая красавица!" - "Не," - морщусь я. - "Страшненькая. Зато любимая и самая лучшая на свете". Новорожденная Вика с опухшими щеками и слипшимися глазами, с цыплячьим белым пухом на голове, похожа на Бориса Ельцина в его худшие годы. "Ну раз так, то я ее уношу в детское отделение", - притворно сердится Лера, и я остаюсь в коридоре на каталке с ледяным пузырем на пузе. И вот тут-то я позволяю себе вволю покапризничать. "Мне холодно" - "А мы тебя укроем" - "Я боюсь упасть с каталки" - "А мы тебе ручки поднимем" - "Мне кушать хочется" - "А мы тебя скоро на третий этаж отправим" - "Мне помыться хочется" - "Ну потерпи еще чуть-чуть, ты же такая умница..." - в общем, за мое образцовое поведение акушерки готовы были мне все простить :)
Через час с небольшим, вымывшись и переодевшись, я влетаю в столовую послеродового отделения со стоном: "Ну дайте же мне хоть чего-нибудь покушать, хоть чаю без сахара, хоть простого хлеба - я весь день рожала, устала как собака!"
Про нашу послеродовую палату писать не буду - если все приколы описывать, никакого терпения не хватит. Скажу только, что нам было весело и здорово, и выписали меня через неделю день в день. И, если в прошлый раз мне было страшно выходить на крыльцо с маленькой Дашенькой, то маленькую Вику нес Сережка, а я страшно гордилась собой и ими.
Лето выдалось страшно жарким и вонючим - тогда торфянники горели, окна вообще не открыть, противоположных домов не видно. Вика соглашалась спать только на балконе, и спала там до заморозков.
А зимой мы с Юлькой гуляли в Рамсторе, тратили честно заработанные мною деньги и понимали, что вот эту юбку в облипочку Юльке покупать незачем, потому что к весне у не вырастет огромный живот. Моя маленькая сестренка, наигравшись с Даней и Викой, решила родить себе малышку :)
От этого года остались в основном младенческие фотки Вики, хитрые Дашкины мордочки и еще пара фотографий меня, где мне неприлично жарко. А, ну и та фотка, с которой мой юзерпик срезан - это тоже 2002 год.
Мне 26 лет, и я - толстая тупая домохозяйка. Я снова беременна и выгляжу, как бегемот, проглотивший кита (как очень счастливый бегемот, надо добавить). Я гуляю по Бирюлеву - по местам своего детства, - пишу короткие трогательные текстики, по возможности подрабатываю, но в основном занимаюсь домом, семьей и домашним хозяйством. В моей жизни не происходит ничего внешне интересного и интригующего - все события перенесены внутрь, в семью.
Я учусь быть вместе - с мужем, с дочкой и с огромным круглым пузом; и, чем ближе к лету, тем сильнее я паникую.
Мне придется рожать - то есть придется по-любому, этого никто за меня не сделает. Это будет страшно, больно и неотвратимо, и все сорок с лишним недель эта мысль отравляет мне беременность.
Я по-прежнему сижу на формуе Экслера - там уже тусовка, в меру интересная, в меру своя. Дымка и Нина - мои форумные приятельницы - спасают меня от однообразия жизни: они вывозят меня на форумные пикники, берут с собой в баню, приезжают в гости, зовут к себе... Я появляюсь в ЖЖ, мне ужасно нравится новая игрушка, я активно общаюсь - потому, что если не буду видеть, что есть и другая жизнь, то попросту свихнусь.
М.А., мой доктор в Сеченовке, настаивает, чтобы я улеглась в роддом пораньше; и я слушаюсь его, вспоминая, как в прошлый раз ехала на папе со схватками. 6 июня меня прописывают в отделении патологии беременности, больше напоминающем городской санаторий для богатых беременных девочек и дам солидного возраста. Там разрешены и нерегламентированы посещения, и ко мне приезжают все, кому не лень; и кому лень - приезжают тоже. Дымка и Нина появляются буквально через день, привозят всякие лакомства и форумные сплетни; Юлька приезжает почти каждый день, а когда не появляется сама - сидит с Дашкой, отпуская ко мне Сережку; а с ним мы вовсю пользуемся преимуществами отдельной палаты, запирающейся на ключ.
Там же, в Сеченовке, спускаясь на лифте, я встречаюсь с Лерой - акушеркой, принимавшей у меня Данечку. "Ой", - говорит Лера, входя в лифт, и в ее глазах читается незаданный вопрос: "А ты-то тут что делаешь?" Вечером я захожу к Лере в ординаторскую, и мы треплемся полночи - благо, срочных вызовов нет.
>Лера - чудный человек, настолько правильный и интересный, что я теперь питаю слабость к этому имени :)<
Я много общаюсь и в патологии - каждый вечер мы всем отделением пьем чай в столовой и вволю трындим; и я смотрю во все глаза на красивых беременных девочек - зрелище, к которому я всю жизнь была неравнодушна.
Моя соседка (дама из соседней палаты) рассказывает, как одна е знакомая рожала, почитывая книжечку, и меня осеняет: если я приберегу на День Икс какую-нибудь захватывающую Донцову, то, вполне возможно, буду меньше нервничать (а то и вовсе ничего не замечу). И откладываю себе одну из новых Донцовых, привезенных накануне Ниной и Дымкой.
19 июня, рано утром, после бессонной ночи, я спускаюсь на второй этаж Сеченовки, в родильное отделение - с пакетиком, в котором шампунь, смена одежды, смена белья, бутыль с водой и интересная книжка. Вике пора появляться на свет.
Я интересуюсь, чья сегодня акушерская смена, и, получив устраивающий меня ответ, вытяриваюсь на койке: рыпаться мне еще рано, я еще даже книжку не открывала. Мне выдают больничную рубаху, я подкалываю волосы, в этот момент приходит смена. Лера входит в палату, видит меня - я машу ей рукой, пронзительно улыбаясь, - бледнеет лицом и убегает в коридор. "Девочки", - стонет она в ординаторской, - "Сейчас ТАКОЕ будет! Сейчас Оля будет рожать, и нам всем будет что послушать. Угораздило же меня второй раз..."
Когда Лера возвращается, я вальяжно прохаживаюсь по коридору в больничной рубашке, с мобильником в одной руке, с книжкой - в другой, и с невозмутимым выражением лица читаю творчество мадам Донцовой. Студенты- практиканты недоуменно разглядывают меня - не совсем понятно, что я тут такая делаю, но уж больно место специфическое.
Вначале я просто читаю книжку, но потом мне становится скучно. В это же время вместе со мной рожает Марьяна - но у нее первый ребенок, ей страшно и плохо, как было страшно и плохо мне полтора года назад, и я ее отвлекаю-развлекаю, дышу с ней вместе и растираю ей спинку. "Лер, ты чего", - удивляются акушерки, глядя на меня. - "Нормальная баба, не орет, не зовет на помощь, не кричит "да чтобы я еще хоть раз кому дала!" Лера недоверчиво улыбается - мол, погодите, сейчас будет шоу с фейерверками.
Через несколько часов прогулок по коридору у меня начинают болеть ноги. Девочки, спустившиеся одновременно со мной и чуть раньше, уже давным-давно отстрелялись, а я все прохаживаюсь... Вика сидит тише воды, ниже травы, и выходить наружу совершенно не собирается. "Слушай," - предлагает мне завотделением. - "Давай-ка под капельницу, а то ты у нас так до вечера гулять будешь". - "А и буду," - отвечаю я. - "У меня еще двадцать восемь страниц недочитано". - "Потом дочитаешь," - улыбается завотделением, похожий на мягкого ласкового голубого, и сует меня под капельницу.
"Девочки", - говорю я акушеркам. - "Сейчас я, наверное, какое-то время покричу, мне просто так легче будет. Мне не плохо, все в порядке, если что-то пойдет не так - я вас позову." Сказать, что Лера в ахуе - значит промолчать: полтора года назад я не отпускала ее от себя ни на секунду, начиная горько рыдать, как только акушерка выходила покурить.
Я начинаю распеваться: ойойойой, как мне плохо а-а-а-а! - на вокале схватки переносить легче, - а потом вдруг ору: "Юлька, сюда, я сейчас рожу!" Дежурный гинеколог Юля пожимает плечами: "Ты десять минут лежишь под капельницей, рано еще!" - "А ты сама посмотри!" - ору я, понимая, что совершенно права. Юля смотрит и орет в коридор: "Каталку мне, живо! А то мы сейчас тут на кровати родим..." И еще через пятнадцать минут у меня на животе лежит горячая мокрая Виконька, беленькая и страшненькая :)
>Не было ни выматывающих силы долгих схваток, ни тягостной боли в расходящихся бедрах - собственно, больно мне было только то время, что я под капельницей лежала, а потом уже было не до того - мы работали всей бригадой, рожая Вику. В общей сложности, больно мне было двадцать пять минут, а боялась я этого сорок с лишним недель. Блин, столько времени просрать на пустые неоправданные страхи...<
Лера моет Виконьку под краном, показывает мне ее еще раз - "Посмотри, какая красавица!" - "Не," - морщусь я. - "Страшненькая. Зато любимая и самая лучшая на свете". Новорожденная Вика с опухшими щеками и слипшимися глазами, с цыплячьим белым пухом на голове, похожа на Бориса Ельцина в его худшие годы. "Ну раз так, то я ее уношу в детское отделение", - притворно сердится Лера, и я остаюсь в коридоре на каталке с ледяным пузырем на пузе. И вот тут-то я позволяю себе вволю покапризничать. "Мне холодно" - "А мы тебя укроем" - "Я боюсь упасть с каталки" - "А мы тебе ручки поднимем" - "Мне кушать хочется" - "А мы тебя скоро на третий этаж отправим" - "Мне помыться хочется" - "Ну потерпи еще чуть-чуть, ты же такая умница..." - в общем, за мое образцовое поведение акушерки готовы были мне все простить :)
Через час с небольшим, вымывшись и переодевшись, я влетаю в столовую послеродового отделения со стоном: "Ну дайте же мне хоть чего-нибудь покушать, хоть чаю без сахара, хоть простого хлеба - я весь день рожала, устала как собака!"
Про нашу послеродовую палату писать не буду - если все приколы описывать, никакого терпения не хватит. Скажу только, что нам было весело и здорово, и выписали меня через неделю день в день. И, если в прошлый раз мне было страшно выходить на крыльцо с маленькой Дашенькой, то маленькую Вику нес Сережка, а я страшно гордилась собой и ими.
Лето выдалось страшно жарким и вонючим - тогда торфянники горели, окна вообще не открыть, противоположных домов не видно. Вика соглашалась спать только на балконе, и спала там до заморозков.
А зимой мы с Юлькой гуляли в Рамсторе, тратили честно заработанные мною деньги и понимали, что вот эту юбку в облипочку Юльке покупать незачем, потому что к весне у не вырастет огромный живот. Моя маленькая сестренка, наигравшись с Даней и Викой, решила родить себе малышку :)
От этого года остались в основном младенческие фотки Вики, хитрые Дашкины мордочки и еще пара фотографий меня, где мне неприлично жарко. А, ну и та фотка, с которой мой юзерпик срезан - это тоже 2002 год.