рассказка

[krissja]

начало здесь

Слава Хранителям, столовая оказалась недалеко - меня уже подкашивало осознание того, что я играю роль в дурно поставленном любительском спектакле. Брюзгливая костистая мамашка, толстощекий бабник-отец, мой друг-пидорас и я, красавица внушительной комплекции, молодая мамашка в роли девушки - жизнь иногда подкидывает сюжеты, которых даже в мыльной опере не встретишь.
В столовой я наконец-то выдернула руку из мягкого плена и решила осмотреться - в кои-то веки побывать в настоящей буржуинской квартире и ничего не увидеть казалось мне нелогичным. Вначале комната показалась мне небольшой и мрачноватой - потом я поняла, что на самом деле она большая, в три окна, просто загромождена мебелью сверх меры; более-менее свободным был только центр комнаты, где стоял небольшой круглый стол и четыре венских стула. Окна были зачем-то плотно закрыты и заклеены бумагой - из-за этого в комнате дыло невероятно душно, и мне казалось, что я дышу не воздухом, а дыханием Илюхиных родителей. Будто сунула голову под старое пыльное пальто. "Фу,"- одернула я сама себя, зная о своей склонности к преувеличению, - "Сейчас доиграешься - задыхаться начнешь, в глазах потемнеет... Лучше развлеки себя беседой, а за трындежом и время пройдет незаметно".
Решив последовать собственному совету, я спросила у Агриппины Витальевны:
- А зачем у вас окна заклеены и тряпки на мебели?
Еще сильнее поджав губы - так, что они превратились в тонкую щель на суровом лице, - Илюшина мать ответила:
- Это, деточка, чехлы. Они сохраняют мебель от солнца. Окна заклеены по той же причине.
- Фу, - сморщилась я, представив, как они годами живут в эдаком склепе. - А зачем мебель-то беречь?
- Леночка, этой мебели около трехсот лет, - вступил в разговор толстячок, все время обращавшийся взглядом к моему бюсту. - Вот это зеркало было изготовлено великим Лукинским - зеркальным мастером восемнадцатого века; близнец этого зеркала был подарен императрице...
- Мы обязаны сберечь то, что досталось нам от наших предков, - добавила Агриппина, разрезая домашний торт.
Илюха быстро стрельнул глазами в мою сторону - и я поняла, что вот уж он-то искренне развлекается, причем, разумеется, за мой счет, и это меня неожиданно разозлило. "Ну подожди, мон шер", - подумала я. - "Сейчас я тебе устрою цыганочку с выходом. С выгоном. На лестницу".
- Так вы че, ради мебели живете, что ли? - сощурившись, спросила я Агриппину. - А че так? Поинтереснее занятий не нашлось?
Агриппина вздернула брови (похоже, в этой семейке только бровями и умеют дергать, мимоходом отметила я, а другая мимика тут не в почете) и поставила чайник на стол - да так, что звякнула серебрянная подставка. Она, наверное, хотела что-то ответить - но я уже чувствовала, как подхватывает и несет меня веселая волна - та, что делает хмельной безо всякого спиртного. "Я же твоя девушка, Илюшенька", - ехидно подумала я. - "Я же - твоя девушка. Твоя невеста. Мы же с тобой жениться будем, и моли Бога, чтобы не прямо сейчас!"
- И что же, - проводя пальцем по витринному шкафу начала девятнадцатого века, сказала я, - Вот этим мебелям - триста лет? И вы триста лет живете в одной и той же обстановочке? Невкусно. Ниче, Илюхин, - и я подмигнула "жениху", - Мы это дело мигом поправим.
- К-к-как поправим? - рухнул на стул Владимир Ильич. - Куда Вы вознамерились поправлять нашу мебель, а главное, по какому праву?
- А как же, - я скользнула к Илюхе и развязно обняла его за талию. - Мы же жениться собираемся, да, мой сладкий? Ты что, так и не сказал мамочке и папочке, что я - твоя невеста?
"Мой сладкий" притянул меня к себе, вхъерошил мне челку - знает ведь, что я этого терпеть не могу, подлец! - и протянул сладко:
- Я ду-у-умал, мы скажем об этом вместе. Сегодня, - и он перевел взгляд на маму с папой.
На толстячка было жалко смотреть. Видимо, перспектива постоянно иметь в поле зрения мои шикарные сиськи казалась ему менее привлекательной, чем Великая Война С Мебелью. Агриппина же высилась рядом с накрытым столом, прямая и тонкая, как спица, и взгляд ее был слишком красноречив - из разряда "если бы взгляды убивали".
- Вот и славненько, - хищно оскалилась я. - Мамочка, папочка - вы ведь разрешите вас так называть? Мы с Илюхиным решили не дожидаться регистрации и начать жить вместе. Собственно, мы уже три месяца живем вместе, и совершенно счастливы. А тут Илюхин сказал, что вы не чаете его оженить, и я решила - а чего ждать-то? Подаем заявление в ЗАГС, переезжаем к родителям - вы же наверняка порадуетесь, видя, что ваш сыночек пристроен, да? А места у вас много, отличная квартира, детям тут понравится. Как думаешь? - и я легонько ткнула Илюху в бок, стараясь попасть между ребер.
- Безусловно, - поморщился Илюха, улыбаясь еще ласковей. - Дети будут в полном восторге. Как представлю, как они радостно визжат, носясь по этому коридору, и топчут персидские ковры у отца в кабинете! Вы ведь хотели внуков, дорогие мои?
- Каких внуков? - потерянно спросил толстячок, а Аргиппина холодно проронила:
- У вас есть дети? И сколько же?
- Двое, - заулыбалась я совершенно искренне: разговор о мальчишках мне никогда не надоедал. - Сынишки. Младшему три, у него - кризис самоопределения, все крушит и ломает, никого не слушается... А старшему четыре - страшнейший почемучка, ни на минуту не замолкает, все хочет знать. Ну вы с вашими энциклопедическими знаниями будете им полезны как никто другой. Это же такое счастье, - пропела я, закатывая глаза, - Передавать опыт молодому поколению, видеть вокруг жадные до знаний глаза юных душ, воспитывать молодежь собственным примером! А как замечательно на склоне лет видеть игры внуков и внучек, чувствовать, как вокруг тебя кипит жизнь, чувствовать круговорот вечного обновления, этот ералаш, движение... Правда, детям нужен солнечный свет и свежий воздух, да и ремонтик сделать не помешает... - я поцокала языком, поглядывая на триста лет не беленый потолок, - Ну да это мы проясним. И заодно от этой рухляди, пардон, от наследия прошлых веков, избавимся - ведь к гробу багажник не приделаешь, правда?
Владимир Ильич нервно икнул, а Агриппина Витальевна тихо сказала:
- Вон!
- Как же вон? Мы еще даже чаю не попили, - ласково проговорил Илья, усаживаясь за стол и притягивая меня к себе. - А ты нам торт обещала, а Лена любит тортики, правда ведь, сладкая моя?
Я, почмокав губками а-ля "ты мой сюсипусечка", взгромоздилась к нему на коленки, чувствуя, как скрипит и стонет под нами антикварная мебель. В эту секунду зазвонил мой мобильник, и я, извинившись, вышла в коридор.
- Ну как ты там, развлекаешься? - спросила трубка голосом мужа.
- Еще как! - весело ответила я. - Приеду - расскажу.
Я отбила звонок, глубоко вздохнула, натянула на лицо хамскую ухмылочку и вернулась в столовую.
- Вынуждена глубоко извиниться - неотложные дела призывают меня... - развела я руками, с удовольствием наблюдая реакцию толстячка.
- Что случилось, дети подожгли дверь соседа? - не выходя из образа, спросил Илюха.
- Увы, работа. Там без меня не могут, - я пожала плечами. - Придется идти. Приятно было познакомиться, надеюсь, до скорой встречи.
- А... Кем же Вы работаете, Леночка? - спросил меня напоследок Владимир Ильич.
- Посудомойкой в казино, - осклабилась я. - Сами понимаете, самый важный человек на предприятии.
В переднюю нас не провожали.
Выйдя на улицу, я сначала завопила что-то неразборчивое, затем поподпрыгивала на месте и слегка поколотила Илюху - для разрядки. Можно было бы, конечно, фингал ему поставить или еще как-нибудь почленовредить, да жалко было, и запал прошел.
- Уфф, - выдохнула я, опускаясь на клумбу. - Надеюсь, из их окна двор не виден?
- Виден, а как же, - удовлетворенно кивнул Илюха.
Я даже не стала смотреть наверх - видение бледной физиономии Агриппины и румяной лысины толстячка за стеклами окон (а ведь надо еще бумагу отогнуть!) и так представилось мне слишком явно.
- Поедем отсюда, а? - жалобно попросила я.
Илька подал мне руку.
- Домой? - спросил он. - К троглодитам?
- Не... - протянула я, поднимаясь на ноги. - Пивка, и в Коломенское на травку. Отходить.

Через пару часов беспрерывного травокаляния и попивания слабоалкогольного коктейля я лениво потянулась, встала с травки и спросила Илюху об одном:
- Ты специально, да? Знал, что меня непременно понесет в таком доме, и вытащил меня туда?
Илюха кивнул:
- Можешь считать, что я использовал твои таланты к перевоплощению, чтобы сделать гадость собственным родителям. Теперь они не будут заводить со мной разговора о женитьбе - а если заведут, я буду доказывать им, что люблю тебя сверх меры и что без тебя мне жизни нет, а с тобой - есть, причем на их жилплощади.
- Угу, лучше пидор, чем хамка, - угрюмо пробубнила я.
- Да ла-а-а-адно, ты же знаешь, что ты - ...
- Самая прекрасная и замечательная, - подхватила я. - Родителей только жалко. Они вроде как и вообще ни при чем. Хотя...
- Нет, ну как ни при чем? - взвился Иля. - Я, что ли, их заставляю на меня давить? А ты видела эту мебель, эти шторы, эти чехлы и бумагу на окнах? Ты можешь себе представить, какое у меня было детство?!
- Ой, только не надо мне тут петь про искалеченное детство, - поморщилась я. - Ты уже взрослый мальчик, и тебе никто не мешает жить так, как ты хочешь. Тем более, что теперь родители наверняка оставят тебя в покое, может быть, даже спросят, как в том анекдоте*: "Скажи, а с Аликом ты окончательно расстался?"
- Ну да, - улыбнулся Илюха. - А если не оставят - мы поедем к ним на дачу.
Я похолодела.
- Детям ведь нужен свежий воздух, правда? - и, подмигнув мне, Илька снова растянулся на траве, мурлыкая какой-то джаз.

____________
* - анекдот:
- Мама, мама, помнишь, ты была страшно недовольна, что я пидорас? Так вот, у меня есть для тебя отличная новость: я решил жениться на чудной девушке.
- Ой, да она наверняка какая-нибудь гойка!
- Нет, отчего же, она из почтенной еврейской семьи.
- Ну значит, бедна, как церковная мышь!
- Нет, у нее дом на Беверли-Хиллс и приличный счет в банке.
- Так как же ее зовут, это совершенство?
- Вупи Голдберг, мама.
(пауза)
- Скажи, сынок, а с тем симпатичным негром ты окончательно расстался?

Текст не проверяла и не вычитывала, положила, как написался.