календарь, послеследующее продолжение
Apr. 18th, 2005 11:51 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
krissjaДальше жизнь моя наконец-то становится насыщенной - настолько, что каждый год можно писать, как отдельную историю.
1991 год.
Мне 15 лет. В январе со мной случается Настоящий Первый Роман - с признаниями в любви, поцелуями в метро, замиранием сердца и трагическим финалом. Я очень счастлива в процессе, и очень страдаю после финала - и радостно упиваюсь своими страданиями.
Мы с Наташкой все время пишем. Стопки исписанных тетрадок о жизни картонных девушек и картонных мальчиков - и все о любви, о любви... Я в свои повествования вплетаю историю о моем Первом Романе - и меня наконец-то отпускает.
У Ладки категорически не складываются отношения со "свекрами" - так она называет родителей мужа. Мне очень нравится ее муж Сережка, но категорически не нравится то, как ведет себя Лада - она скандалит и шумит все время, что я их вижу. А видеться нам приходится часто: 91 год - очень голодное время, и на выходные Ладка с Серегой приезжают к нам, потому что у нас и еда есть, и родители не жадничают. "Выходные" сначала начинаются в субботу, потом - в пятницу вечером (и заканчиваются в понедельник утром), а потом дорогие мои люди начинают тусоваться в Бирюлево с четверга по вторник. Мне приходится спать на раскладном кресле посреди дороги в комнате родителей - и очень скоро я устраиваю бунт, потому что мне там категорически не спится. Сестра страшно злится, когда родители просят ее не приезжать так часто; сейчас я понимаю, что тогдашнее мое требование было абсолютно бесчеловечным: сестре просто со свекрами не жилось, и жрать нечего было; но тогда мне хотелось спать в нормальной обстановке, и было совершенно плевать на то, что это мое желание ущемляет что-то там у моей же сестры.
А весной приходит из армии Димка Комаровский. Он знакомится с Ладкиным мужем - уж не знаю, как Димка себя чувствовал, но резких движений он не делает, Сережку убить не пытается, и вообще берет и женится на Ленке Пелевиной - своей бывшей однокласснице.
Весной же я проваливаюсь на экзаменах в дневную физматшколу. Вика Ван, с которой мы как-то незаметно помирились, поступает, а я позорно проваливаюсь. Папа страшно раздосадован, мама, похоже, тоже... Мне обидно только потому, что недовольны родители; самой мне как-то все равно.
Летом начинается веселье: мы с Наташкой Ф. впервые отвоевываем у родителей право пойти на рок-концерт. Это Кинчев, презентация "Шабаша" в "Крыльях Советов", и у нас - настоящие билеты, и на нас - настоящие драные джинсы в булавках, и мы едем в ДК, а обратно нас повезет Наташкин папа...
Как же нас прет на концерте! Мы, по-моему, даже и не пили тогда - но драйв был просто сумасшедшим. Не представляю себе, что чувствовал Кинчев - мы ж не одни такие были в зале, там всех несло во все стороны :)
С тех пор мы ходим на все концерты. Правда, ни с кем из "таких же, как мы", познакомиться пока не удается, но мы исправно покупаем билеты, слушаем музыку и ищем "своих".
Наташка уже почти нигде не бывает одна - ее сестра Катя подросла, ей с нами интересно, а родителям - на душе спокойнее, если дети шарятся где-то вдвоем. Катя же приводит к нам Любашку - свою приятельницу из музыкальной школы, идеально красивую девушку, которую обожает все Бирюлево. Я завидую ей так, как это только возможно - но надолго меня не хватает, и она просто становится мне безразлична. Правда, от этого мне не перестает хотеться "стать вот такой вот красивой" - это становится постоянным фоном вместе с "хочу любви" и "хочу быть мальчиком".
<Парой лет раньше я первый раз попадаю в качалку с Димкой и папой - и то, как папа смотрит на Димку, наполняет меня острейшей безысходностью: ну почему я не родилась мальчиком, на меня папа вот так же смотрел бы... То, что я, скорее всего, была бы таким же человеком, только с хуем, и папа вряд ли мог бы гордиться мною так, как ему того хочется - все это мне в голову не приходит. Зато мне приходит в голову мысль: если я буду "качаться", папа мною заинтересуется; и в 1991 году я отправляюсь в тренажерный зал - худеть, чтобы быть привлекательной для бирюлевских мальчиков, и наращивать мышцу, чтобы заинтересовать собственного папу.
Женская логика вообще штука тонкая :)<
На исходе лета мы с родителями едем в Гудауты - это первый санаторий, где к морю не нужно полтора часа идти под горку; корпуса санатория, море, столовая, теннисный корт, парк с прудом - все находится на территории площадью в квадратный километр; до моря - три минуты о-о-о-очень медленным шагом, или одна минута - нормальным. В Гудауты я еду с гитарой - мы с ней теперь не расстаемся, а как же, ведь я собираюсь стать рок-звездой и пою все время.
В Гудаутах - совершенно невероятное море, без волноломов - и на пляже настоящие волны в настоящий шторм. Мы спорим с каким-то парнишкой на ящик шампанского - он говорит моему папе: "Что-то ваша дочка плоховато держится на воде", я завожусь и говорю, что сделаю его к концу сезона. Он полушутя принимает пари, и я понимаю, что влипла: парень - военный, "сделать" у меня его не получится, ой, что бу-у-удет... Я упорно тренируюсь, но это не помогает. Меня выручает случай: мы с папой идем купаться в пятибалльный шторм (мы одни такие идиоты были, да), и парень, с которым я поспорила, видит это - меня в волнах; меня, плывущую к берегу; меня, выходящую на берег и обессиленно падающую на теплые камни; и тогда я не то чтобы победила - нет, просто парень признался, что был неправ, и что я на воде держусь, как наяда :)
Там же, в санатории, я встречаю Димку Похабова, и у нас завязывается нервотрепательный роман на ближайшие три года.
Приехав домой, я дико скучаю по Димке, посвящаю ему песни, пишу ему длинные письма - в общем, с огромным удовольствием имею весь комплект терзаний влюбленной дурочки. Наташку Ф. и Катьку это дико забавляет - Димка на фотке кажется им страшным уродом, а в жизни они не виделись - мы живем на разных концах Москвы, я - в Бирюлево, а Димка - в Бибирево, два часа в один конец.
Моя мама неожиданно вступает в районные депутаты. Прямо-таки вляпывается туда - на волне перестройки и хрен знает чего еще. Работа эта ей чрезвычайно нравится - наконец-то можно легально шуметь для пользы дела, - и она быстро продвигается на ниве районного управления (кем или чем - не знаю, мне это совершенно недоступно). Факт тот, что из младшего научного сотрудника института спецпитания мама вдруг становится лидером района, и ее от этого невероятно прет. И если до этого с ней можно было нормально общаться, то теперь моя мама начинает "превращаться в чудовище", с которым невозможно найти общего языка. "Вот как такая работа меняет человека" - думаю я, и мне становится яснее, почему у власти в стране стоят совершенно больные люди.
Да, вся интересная политика страны проходит мимо меня - я слишком занята своими чувствами и переживаниями. Помню только, что мы с огромным энтузиазмом восприняли перестройку и гласность, и совершенно офигели от развала Союза; а еще помню многочисленные денежные реформы - я как раз в это время читала Ремарка, и происходящее в реале очень здорово соотносилось с происходящим в книге (кажется, это был "Черный обелиск", но точно я не помню - как раз тогда я прочитала Ремарка всего, и весь он у меня в голове перепутался).
Я заканчиваю девятый класс, получаю аттестат о неполном среднем образовании - и оставаться дальше в "конюшне" не собираюсь, но, чтобы идти учиться куда-то еще, нужно определиться, а мне определяться лень, мне хочется слушать музыку, играть на гитаре и выделываться (последнее - особенно). У меня, знаете ли, подростковый кризис, я вся такая одинокая - никомуненужная, и тексты, которые я пишу, называются "Жизнь за открытой дверью".
Родители требуют от меня, чтобы я определилась; я точно знаю, что не хочу быть ни физиком - как сестра, ни химиком-технологом - как мама, ни инженером-проектировщиком - как папа. Я хочу быть парикмахером и косметологом-стилистом, но для этого не нужно высшее образование, и родители встают дыбом: как это наша дочь не закончит института? Как это у нашей дочери не будет высшего образования? А не бывать этому! Выбирай что хочешь, говорит папа, тебе жить. Я пытаюсь выбрать кулинарный техникум - туда мне тоже очень хочется, я очень люблю готовить и кормить, - но родители поднимают меня на смех. Тогда я вспоминаю мальчиков и девочек - вожатых из пионерлагеря, - и заявляю родителям, что хочу поступать в педагогический университет на филологический факультет. Родителиохуевают только диву даются - откуда взялось такое желание у человека, который искренне ненавидит детей, но возразить им нечего: МПГУ им.Ленина - это не кулинарный техникум, и стремиться туда - вполне допустимо.
Тогда мама советует мне последние два класса поучиться в 441 школе в Загорье - у этой школы контракт с "ленинкой", старшие классы в школе - педагогический и математический, и, если я буду хорошо учиться в педклассе, мне будет легче поступить в университет. Я с радостью принимаю этот вариант, блестяще сдаю вступительные экзамены в школу (особенно - литературу устную), и с сентября иду учиться в Загорье.
Наташка Ф. остается в "конюшне", и мы больше не видимся днями, не сидим за одной партой и не переписываемся на уроках; но послешкольное время у нас по-прежнему общее.
В октябре я, как прежде, иду в вечернюю физматшколу - надежды поступить в дневную у меня нет, но надо же хоть как-то раскачивать мозги... Народу в 10 классе "вечорки" очень мало, девочек - всего двое (и я самая красивая), а мальчиков много разных, и там я наконец получаю то, за чем пришла в физматшколу - романы, флирт, пристрелку глазами, но вовсе не графики и параллели.
К зиме мы с Наташкой Ф. (и Катькой, конечно, тоже) уже "свои" в московской неформальной тусовке. Мы тусуемся в "Оладушках" на Герцена, в подвале под "Оладушками" (ах, какой там был знатный подвал!), в ближайшем доме, на Гоголях и на Джанге - вот только на Арбате пока не появляемся, сама не знаю, почему.
1991 год.
Мне 15 лет. В январе со мной случается Настоящий Первый Роман - с признаниями в любви, поцелуями в метро, замиранием сердца и трагическим финалом. Я очень счастлива в процессе, и очень страдаю после финала - и радостно упиваюсь своими страданиями.
Мы с Наташкой все время пишем. Стопки исписанных тетрадок о жизни картонных девушек и картонных мальчиков - и все о любви, о любви... Я в свои повествования вплетаю историю о моем Первом Романе - и меня наконец-то отпускает.
У Ладки категорически не складываются отношения со "свекрами" - так она называет родителей мужа. Мне очень нравится ее муж Сережка, но категорически не нравится то, как ведет себя Лада - она скандалит и шумит все время, что я их вижу. А видеться нам приходится часто: 91 год - очень голодное время, и на выходные Ладка с Серегой приезжают к нам, потому что у нас и еда есть, и родители не жадничают. "Выходные" сначала начинаются в субботу, потом - в пятницу вечером (и заканчиваются в понедельник утром), а потом дорогие мои люди начинают тусоваться в Бирюлево с четверга по вторник. Мне приходится спать на раскладном кресле посреди дороги в комнате родителей - и очень скоро я устраиваю бунт, потому что мне там категорически не спится. Сестра страшно злится, когда родители просят ее не приезжать так часто; сейчас я понимаю, что тогдашнее мое требование было абсолютно бесчеловечным: сестре просто со свекрами не жилось, и жрать нечего было; но тогда мне хотелось спать в нормальной обстановке, и было совершенно плевать на то, что это мое желание ущемляет что-то там у моей же сестры.
А весной приходит из армии Димка Комаровский. Он знакомится с Ладкиным мужем - уж не знаю, как Димка себя чувствовал, но резких движений он не делает, Сережку убить не пытается, и вообще берет и женится на Ленке Пелевиной - своей бывшей однокласснице.
Весной же я проваливаюсь на экзаменах в дневную физматшколу. Вика Ван, с которой мы как-то незаметно помирились, поступает, а я позорно проваливаюсь. Папа страшно раздосадован, мама, похоже, тоже... Мне обидно только потому, что недовольны родители; самой мне как-то все равно.
Летом начинается веселье: мы с Наташкой Ф. впервые отвоевываем у родителей право пойти на рок-концерт. Это Кинчев, презентация "Шабаша" в "Крыльях Советов", и у нас - настоящие билеты, и на нас - настоящие драные джинсы в булавках, и мы едем в ДК, а обратно нас повезет Наташкин папа...
Как же нас прет на концерте! Мы, по-моему, даже и не пили тогда - но драйв был просто сумасшедшим. Не представляю себе, что чувствовал Кинчев - мы ж не одни такие были в зале, там всех несло во все стороны :)
С тех пор мы ходим на все концерты. Правда, ни с кем из "таких же, как мы", познакомиться пока не удается, но мы исправно покупаем билеты, слушаем музыку и ищем "своих".
Наташка уже почти нигде не бывает одна - ее сестра Катя подросла, ей с нами интересно, а родителям - на душе спокойнее, если дети шарятся где-то вдвоем. Катя же приводит к нам Любашку - свою приятельницу из музыкальной школы, идеально красивую девушку, которую обожает все Бирюлево. Я завидую ей так, как это только возможно - но надолго меня не хватает, и она просто становится мне безразлична. Правда, от этого мне не перестает хотеться "стать вот такой вот красивой" - это становится постоянным фоном вместе с "хочу любви" и "хочу быть мальчиком".
<Парой лет раньше я первый раз попадаю в качалку с Димкой и папой - и то, как папа смотрит на Димку, наполняет меня острейшей безысходностью: ну почему я не родилась мальчиком, на меня папа вот так же смотрел бы... То, что я, скорее всего, была бы таким же человеком, только с хуем, и папа вряд ли мог бы гордиться мною так, как ему того хочется - все это мне в голову не приходит. Зато мне приходит в голову мысль: если я буду "качаться", папа мною заинтересуется; и в 1991 году я отправляюсь в тренажерный зал - худеть, чтобы быть привлекательной для бирюлевских мальчиков, и наращивать мышцу, чтобы заинтересовать собственного папу.
Женская логика вообще штука тонкая :)<
На исходе лета мы с родителями едем в Гудауты - это первый санаторий, где к морю не нужно полтора часа идти под горку; корпуса санатория, море, столовая, теннисный корт, парк с прудом - все находится на территории площадью в квадратный километр; до моря - три минуты о-о-о-очень медленным шагом, или одна минута - нормальным. В Гудауты я еду с гитарой - мы с ней теперь не расстаемся, а как же, ведь я собираюсь стать рок-звездой и пою все время.
В Гудаутах - совершенно невероятное море, без волноломов - и на пляже настоящие волны в настоящий шторм. Мы спорим с каким-то парнишкой на ящик шампанского - он говорит моему папе: "Что-то ваша дочка плоховато держится на воде", я завожусь и говорю, что сделаю его к концу сезона. Он полушутя принимает пари, и я понимаю, что влипла: парень - военный, "сделать" у меня его не получится, ой, что бу-у-удет... Я упорно тренируюсь, но это не помогает. Меня выручает случай: мы с папой идем купаться в пятибалльный шторм (мы одни такие идиоты были, да), и парень, с которым я поспорила, видит это - меня в волнах; меня, плывущую к берегу; меня, выходящую на берег и обессиленно падающую на теплые камни; и тогда я не то чтобы победила - нет, просто парень признался, что был неправ, и что я на воде держусь, как наяда :)
Там же, в санатории, я встречаю Димку Похабова, и у нас завязывается нервотрепательный роман на ближайшие три года.
Приехав домой, я дико скучаю по Димке, посвящаю ему песни, пишу ему длинные письма - в общем, с огромным удовольствием имею весь комплект терзаний влюбленной дурочки. Наташку Ф. и Катьку это дико забавляет - Димка на фотке кажется им страшным уродом, а в жизни они не виделись - мы живем на разных концах Москвы, я - в Бирюлево, а Димка - в Бибирево, два часа в один конец.
Моя мама неожиданно вступает в районные депутаты. Прямо-таки вляпывается туда - на волне перестройки и хрен знает чего еще. Работа эта ей чрезвычайно нравится - наконец-то можно легально шуметь для пользы дела, - и она быстро продвигается на ниве районного управления (кем или чем - не знаю, мне это совершенно недоступно). Факт тот, что из младшего научного сотрудника института спецпитания мама вдруг становится лидером района, и ее от этого невероятно прет. И если до этого с ней можно было нормально общаться, то теперь моя мама начинает "превращаться в чудовище", с которым невозможно найти общего языка. "Вот как такая работа меняет человека" - думаю я, и мне становится яснее, почему у власти в стране стоят совершенно больные люди.
Да, вся интересная политика страны проходит мимо меня - я слишком занята своими чувствами и переживаниями. Помню только, что мы с огромным энтузиазмом восприняли перестройку и гласность, и совершенно офигели от развала Союза; а еще помню многочисленные денежные реформы - я как раз в это время читала Ремарка, и происходящее в реале очень здорово соотносилось с происходящим в книге (кажется, это был "Черный обелиск", но точно я не помню - как раз тогда я прочитала Ремарка всего, и весь он у меня в голове перепутался).
Я заканчиваю девятый класс, получаю аттестат о неполном среднем образовании - и оставаться дальше в "конюшне" не собираюсь, но, чтобы идти учиться куда-то еще, нужно определиться, а мне определяться лень, мне хочется слушать музыку, играть на гитаре и выделываться (последнее - особенно). У меня, знаете ли, подростковый кризис, я вся такая одинокая - никомуненужная, и тексты, которые я пишу, называются "Жизнь за открытой дверью".
Родители требуют от меня, чтобы я определилась; я точно знаю, что не хочу быть ни физиком - как сестра, ни химиком-технологом - как мама, ни инженером-проектировщиком - как папа. Я хочу быть парикмахером и косметологом-стилистом, но для этого не нужно высшее образование, и родители встают дыбом: как это наша дочь не закончит института? Как это у нашей дочери не будет высшего образования? А не бывать этому! Выбирай что хочешь, говорит папа, тебе жить. Я пытаюсь выбрать кулинарный техникум - туда мне тоже очень хочется, я очень люблю готовить и кормить, - но родители поднимают меня на смех. Тогда я вспоминаю мальчиков и девочек - вожатых из пионерлагеря, - и заявляю родителям, что хочу поступать в педагогический университет на филологический факультет. Родители
Тогда мама советует мне последние два класса поучиться в 441 школе в Загорье - у этой школы контракт с "ленинкой", старшие классы в школе - педагогический и математический, и, если я буду хорошо учиться в педклассе, мне будет легче поступить в университет. Я с радостью принимаю этот вариант, блестяще сдаю вступительные экзамены в школу (особенно - литературу устную), и с сентября иду учиться в Загорье.
Наташка Ф. остается в "конюшне", и мы больше не видимся днями, не сидим за одной партой и не переписываемся на уроках; но послешкольное время у нас по-прежнему общее.
В октябре я, как прежде, иду в вечернюю физматшколу - надежды поступить в дневную у меня нет, но надо же хоть как-то раскачивать мозги... Народу в 10 классе "вечорки" очень мало, девочек - всего двое (и я самая красивая), а мальчиков много разных, и там я наконец получаю то, за чем пришла в физматшколу - романы, флирт, пристрелку глазами, но вовсе не графики и параллели.
К зиме мы с Наташкой Ф. (и Катькой, конечно, тоже) уже "свои" в московской неформальной тусовке. Мы тусуемся в "Оладушках" на Герцена, в подвале под "Оладушками" (ах, какой там был знатный подвал!), в ближайшем доме, на Гоголях и на Джанге - вот только на Арбате пока не появляемся, сама не знаю, почему.
